Я склонил голову набок.
– Опять? Ты там аренду платишь?
Он пожал плечами.
– Как я уже сказал. Все это чушь.
Чаудер прокашлялся.
– Венц!
Ронан последовал за Чаудером навстречу своей судьбе. Вероятно, очередному отстранению от занятий, я же отсалютовал ему и напел прощальный марш, а затем направился на английский.
В классе мисс Уоткинс прогуливалась между рядами, возвращая наши эссе-автобиографии. Нам было поручено написать рассказ от первого лица о самом несчастном дне нашей жизни. Я подумывал о том, чтобы притащить свой чемодан с дневниками и бросить их мисс Уоткинс на стол, но я не хвастун.
Я написал о Рождестве и своем походе в Хижину, но в абстрактных терминах. Разделил себя на двух персонажей: реального и того, который существовал как плод воображения другого. Два человека, один брел по снегу к озеру, другой под дождем вдоль пляжа. Один боролся с физическими проявлениями ПТСР. Другой напился до бесчувствия. Все закончилось тем, что оба персонажа наконец-то впервые встретились в отражении зеркала в ванной.
Не очень похоже на «День, когда умер мой хомяк», но в этом весь я.
– В целом, я очень довольна вашей работой, – сообщила мисс Уоткинс классу. – Все вы доказали, что такого понятия, как обычная жизнь, не существует. – Она остановилась передо мной, где я ссутулился в последнем ряду в самом углу. – Мне импонирует твоя честность. Я ею, признаться, польщена.
Она встретилась со мной теплым взглядом и с непроницаемым выражением лица положила мне на стол эссе, а затем отошла. Я перевернул его. Вместо оценки сверху был аккуратный почерк мисс Уоткинс.
Останься после занятия.
С моих губ сорвалось тихое проклятие, но, по правде говоря, увидев эти слова, я испытал те же чувства, как когда на Рождество открыл дверь своего гостевого дома и на пороге увидел Беатрис. Может быть, произойдет что-то хорошее, если позволить.
– Спасибо, что остался, – сказала мне мисс Уоткинс, когда урок закончился. Она присела передо мной на край стола. – Я хотела поговорить с тобой о твоем эссе.
– Вы не поставили мне оценку. Я криво строю предложения?
– Не совсем. – Она взяла эссе и наугад ткнула в предложение. – В его глазах – мемуары алкоголика, лишенного мудрости опуститься на самое дно. Он продолжает падать. – Она положила листки себе на колени. – Это повествование от третьего лица, но все еще от тебя. Разве нет?
– Некоторые имена и места были изменены, чтобы укрыть виновных.
Она мягко улыбнулась.
– Возможно, ты приписываешь боль этим персонажам вместо того, чтобы взять ее на себя?
Я поерзал на стуле.
– Возможно.
Мисс Уоткинс сложила руки на коленях.
– Холден, эта история прекрасна, печальна и, честно говоря, немного меня тревожит. Я должна спросить… где твои родители?
– В Сиэтле. Я живу со своими тетей и дядей. Они милые. Скучные и наивные, но милые.
– У вас есть консультант? Психотерапевт?
Я закатил глаза и начал собирать свои вещи, мысленно захлопывая дверь у нее перед носом. Уоткинс была умной и доброй, но по своей сути еще один взрослый, который хочет сбагрить ответственность за меня очередному специалисту.
Как старые добрые мама и папа.
– У меня своя терапия. Вы держите ее в руках. – Я протянул ладонь. – Мне поставят оценку или нет?
Мисс Уоткинс вздохнула и вернула мне бумаги.
– Ты на несколько световых лет старше этого класса, Холден, и, вероятно, любого другого класса в этой школе. Но я беспокоюсь о тебе. Совершенно очевидно, что ты пережил что-то ужасное.
– Боже, и что вас только могло навести на эту мысль? – пробормотал я, запихивая эссе в сумку. Меня захлестнуло чувство вины при виде ее расстроенного выражения лица. – Вам не нужно обо мне беспокоиться, миссис Уоткинс. На самом деле я бы предпочел, чтобы вы этого не делали.
– Тебе неприятно, когда о тебе беспокоятся?
– К вашему сертификату учителя прилагалась лицензия психолога?
– Прости, ты прав, – сдалась она. – Я не психотерапевт. Но, как учитель, обязана заботиться о своих учениках, которые попали в беду. Твои описания злоупотребления алкоголем слишком реалистичны, чтобы быть вымышленными.
– Может, у меня просто очень живое воображение.
– Или, может быть, я вижу правду в твоих словах, потому что сама знаю, каково это.
Я закинул сумку на плечо и замер.
Мисс Уоткинс махнула рукой.
– Ты не обязан ничего отвечать. Это было очень давно, и все же воспоминания очень живы, как вчера, так и сегодня, и завтра и послезавтра. Такова нескончаемая природа борьбы. – Она мягко улыбнулась. – Но мне помогли. И я хотела бы, чтобы с тобой было так же.
Я напрягся.
– Всю мою жизнь люди пытаются меня исправить. Хотя этого не требуется.
– Я понимаю, что ты можешь чувствовать, но, пожалуйста, не сдавайся. Старайся, борись, пока наконец не поймешь, что заслуживаешь счастья. Потому что это так.
– Я буду счастлив. Как только окончу школу, обналичу свой чек на наследство и перееду в Париж. Или Лиссабон. Или Мадрид…
Тревожная морщинка между бровями мисс Уоткинс стала глубже.
– Еще больше изолироваться от всех не кажется здравым решением. Особенно с наличием большой суммы денег и зависимостью.
– А какие у меня альтернативы, миссис Уоткинс? – Мой тон был жестким, но сердце умоляло услышать ответ, в который оно могло бы поверить.
– Остаться здесь, поближе к дому, и задуматься о том, что я сказала о программе в университете. Помимо того, что твой талант будет развиваться, там существуют службы психологической помощи студентам…
– Ответ неправильный. Это не дом. Здесь для меня ничего нет.
И никого. После того, как Ривер уедет…
Мисс Уоткинс вздохнула.
– Ну хорошо. Но если ты передумаешь или захочешь поговорить, то я всегда готова тебя выслушать, Холден. Пожалуйста, помни об этом. Ладно?
Я проглотил комок внезапных нежелательных эмоций.
– Хорошо, – ответил я и мысленно все же оставил дверь приоткрытой, лишь на щелочку.
В ту ночь гостевой дом своей пустотой вызывал приступы клаустрофобии. Я пытался писать, но от царапающего звука ручки по бумаге приходилось стиснуть зубы. Малейший звук казался громким, усиливая чувство одиночества и превращая его в живое, дышащее существо.
Я бросил ручку, ручку Ривера, и направился к морозильнику, где меня ждала новая бутылка Ducasse. Холодный, морозный воздух коснулся кожи, пробуждая воспоминания об Аляске. Меня ждала очередная ночь пьяного бреда, за которой последует еще одно похмельное утро. И снова по кругу.
