– Проще. Сольные исполнители. Никакой аппаратуры, – заливаю, а потом вспоминаю исключение из всякого, блядь, правила – этого ебучего неандертальца Юарта. – Билеты на самолеты, трансфер и проживание. Общение с прессой. Выбивание отчислений за публикации, бодание с промоутерами из-за концертов и оплаты, – распинаюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не добавить: «наркотиков».
– Вы здесь часто бываете. Планируете переезд в США?
– Нет. Хотя у меня есть квартира в Санта-Монике. Помогает сэкономить на отелях. Часто приезжаю в Л.-А. и Вегас по делам. Один из моих артистов, – тычу пальцем в Конрада, который уже прошел контроль и чешет за багажом, – у него контракт в «Уинне». Я всегда путешествую по Электронной системе авторизации въезда. Подал на грин-карту, – и вдруг вспоминаю Викки, смеющуюся в лучах солнца на пляже, – но даже когда получу, не буду жить здесь все время.
Он смотрит на меня, как будто не верит, что мое заявление на грин-карту для иностранного гражданина будет принято.
– Один из моих спонсоров – Дэвид Гетта, – выкладываю я.
– Ага, – говорит он, словно ставит крест, а затем, походу, совсем расстраивается: – Почему вы не хотите жить здесь постоянно?
– Возможно, по той же причине, почему вы не хотите жить в Амстердаме? Мне нравится Америка, но, на мой личный вкус, она чересчур уж американская. Подозреваю, Голландия вам тоже показалась бы чересчур уж голландсковатой.
Он выпячивает нижнюю губу, хмуро меня оценивая, и в кататонической скуке откидывается на стуле. Загорается люминесцентный зеленый свет, я в тысячный раз отпечатываю свои пальцы, и меня в очередной раз фоткают. Штамп в паспорте и в таможенном формуляре – и я снова в стране свободы.
Когда я где-нибудь приземляюсь, первым делом – в буквальном смысле – начинаю раскручивать промоутера на наркоту. Тот, у кого нет контакта, выходит из игры нахуй. Я говорю, что это для диджеев, но большинство этих занудных пиздюков в наши дни не прикасаются ни к чему, кроме гидропонной травы: исключение составляет мой ровесник Карл Юарт N-SIGN – в очередной раз. Обычно я беру кокоса, чисто по инерции, только бы ничего не напоминало, что я самый старый из всех в клубе, если я, конечно, не с N-SIGN. Мне жаль старых диджеев, они заслуживают больших денег за то, что выходят каждую ночь для этого ритуального унижения: чуваки, которые больше не танцуют, играют музыку для танцующих. Поэтому я стараюсь быть снисходительным с Карлом. Я пишу в своем заказе для неофициального райдера: каннабис, МДМА в порошке и кокаин. Конрад так наездился мне по ушам гиковской херней про разные шишки, что я сходу связываю его с нужным человеком.
Договорившись обо всем, он спрашивает:
– А где этот нищеброд на коксе ЭН-СИН? Почему ты за него так держишься?
– Это личное, братан, – пожимаю плечами.
Надо бы сказать Конраду, что это не его собачье дело, но я страшно боюсь, что он пойдет по стопам Ивана. Ну и это таки его дело, ведь я ангажирую Карла на сейшена у него на разогреве.
Пока ждем багажа, приходит эсэмэска от пиздюка собственной персоной – только не Карла, а Бегби:
«Когда в след раз в Эднбрге?»
Никогда не знаешь, это ирония или дислексия.
«Хогманай. N-SIGN играет».
«Не хотите ты, Спад, Больной и Второй Призер подписаться на арт-проект? Хочу сделать слепки ваших голов».
«Не могу сказать за остальных, но меня включай. Видел Спада, надеюсь увидеть Больного на Хогманай».
«Ништяк. 3 янв сможешь?»
«Угу».
Конрад вызывает убер до отеля и едет сам, после того как я объясняю, что встречаюсь с подругой.
– Чувак, – улыбается он.
Когда добираюсь до квартиры, чтобы зависнуть с Викки, она очень рада меня видеть, и я тоже. Вспоминаю Марианну и думаю: «Какого хуя я там делал?» Может, это просто должно было случиться. Нужно было вывести это из организма, чтобы я мог теперь продолжать с Викки.
Сходив в ресторан с ее друзьями Уиллоу и Мэттом, чешем домой и отрываемся по полной. Слышу резкий звук, и Викки тоже, но мы останавливаемся всего на секунду, а потом кончаем. Оказывается, презик лопнул. Сполз вниз по члену, забрызганный смесью из спермы и густой менструальной крови: у Викки как раз месячные начались. Я успокаиваюсь, но она все равно принимает контрацептив.
– Мне нужно быть уверенной на все сто – я же не мать от слова совсем, – весело улыбается Викки.
Валимся обратно в постель, и на короткую секунду слышу ноющий голос Марианны: «Я же не трахаюсь направо и налево. Несколько месяцев ни с кем не еблась». Учитывая, что она в курсе передвижений Больного, уверенности в этом нет. Но все заглушают благодарные излияния Викки.
– С тобой так классно. Я встречалась с мальчиками, славными мальчиками, но все-таки мальчиками. Как хорошо быть с мужчиной.
Меня мучает совесть. Я всегда тащился от мальчишества, к зрелости никогда не стремился. Возмужалость – тяжеловатая для меня ноша, как будто одежда с чужого плеча. Но моя эйфория выходит из берегов: ведь есть много типов мужчин.
– Ты лучшее, что случалось со мной за долгое-долгое время, – признаюсь ей.
Мы смотрим друг на друга и офигеваем – подтверждение того, что у нас кое-что наклевывается и это хорошо и правильно.
Потом, конечно, приходится с ней расстаться. Когда возвращаюсь без успокоительных колес в Эдинбург, резко становлюсь разбитым и ершистым. Слава богу, у Карла не такой уж хреновый кокс, и на Хогманай местные фаны вдохновляют его на годный сет. Помимо Марины и ее парня Троя, в главной гостевой ложе вместе со мной дерганый Спад и бодренький Гэвин Темперли. Один тощий как скелет, а другой сейчас раскабанел. В соседней ложе – мой старой дружок Рэб Биррелл со своим братом Билли, который раньше был боксером. У обоих цветущий вид. Рад встрече с ними.
После этого вечеринка, но я не особо компанейский и не хочу перед Мариной нажираться в говно. В общем, извиняюсь и пораньше отмазываюсь. Ночую в отеле и пиздец отсыпаюсь, аж до самого следущего вечера. Потом чешу в Лит, и принимаем малехо на душу со стариканом за Новый год, а он готовит долгожданную кастрюлину «стовиз».
Затем еще кемарю в отеле и выдвигаюсь на следущий день смареть «Хибзов». Как ни странно для клуба, опустившегося в низшую лигу, организация матча, походу, матёрей и профессиональней, чем я за нее помню. Фойе похоже на ресепшен корпоративных отелей, и уже есть не одна, а даже несколько представительских трибун.
– Просто дайте мине самый дорогой билет, – говорю тетке, чё сморит на миня, как на клоуна.
– Только для вас одного, да?
Врубаюсь, как жалобно это звучит – типа не с кем даж на футбик сходить.
– Я встречаюсь тут с одним мистером Уильямсоном, в последнюю минуту решил.
– Так… Это Саймон Уильямсон? Там шестеро человек. Не хотите сесть к ним за столик?
