– Значит, это такой этап?
– Отъебись, Марк. Сколько тебе? Шестнадцать? Это называется «жизнь». Это называется «две тысячи шестнадцатый год». Я не считаю выбор сексуальных партнеров бинарным. Если я нахожу кого-то привлекательным, я с ним сплю. Ты интересный мужик, Марк, не надо себя недооценивать, ты многого добился. «Лакшери» – один из лучших клубов в Европе. Ты всегда ангажировал диджеек. Ты принес шумный успех Ивану.
– Да, но он съебал, как только раскрутился, – напоминаю ей.
– Тебе нужно снова больше говорить о музыке, Марк. Ты же от нее так фанател. А сейчас просто слушаешь миксы, которые присылает какой-нибудь козел с тремя калеками-поклонниками. Ты ищешь новую бомбу, а нужно просто позволить музыке вести тебя за собой.
Она попала в самое яблочко, и это пиздец пугает.
– Я знаю. Но я старый пердун и глупо выгляжу, когда прячусь в темноте ночного клуба, набитого детьми.
– Ты считаешь меня ребенком?
– Нет, конечно. Но все равно я в отцы тебе гожусь, и я твой директор, а ты в отношениях, – говорю, вдруг вспоминая не Старр, а Викки, а потом стараясь о ней не думать.
– Ой, только не неси эту херню про раскаяние покупателя.
– А что ты ожидала от меня услышать? Я рад, что осколки наших жизней пересеклись на диаграмме Венна между сминающими плитами забвения по обе стороны, но…
Эмили прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал:
– Прошу тебя, Марк, не надо старперских речей о бренности: вечно этот унылый и тошный переход от секса к смерти…
– У тебя много папиков было? – И тут же жалею, что спросил.
– В любом случае гораздо меньше, чем молодых клубных девчонок, с которыми ты скипал у меня на глазах.
– Давно уже такого не бывало. И никогда с клиенткой: это просто неправильно, – доказываю, опрометчиво добавляя: – Да и Микки меня убьет.
– При чем здесь, блядь, мой отец? Мне уже двадцать два, мать твою! Ты такой же стремный, как он!
В бога душу мать, я ж больше чем в два раза старше за нее.
– Да уж будет при чем, если узнает, представляю себе. – Иду в ванную и беру электробритву.
– Так не рассказывай ему тогда! – выкрикивает она. – А я не расскажу твоему отцу. У тебя же есть отец – в смысле, он еще жив? Наверно, он уже такой – древний!
Вожу бритвой по таблу. Таращусь на сибя в зеркале: дурень набитый, так нихуя и не дотумкал.
– Да, мой отец слегка постарел и не такой бодрый, как раньше: с болтом у него не ахти, но он держится.
– Что бы он сказал, если б узнал, что ты спишь с девушкой, которой в отцы годишься?
– Тока раз переспал, по пьяной лавочке, – подчеркиваю я. – Ну, он бы особо не одобрил, но его давно уже не колышет, чем я там занимаюсь.
– Моего отца тоже не должно волновать. Это нездорово.
– Он просто желает тебе добра, потому что ему не пофиг, – говорю.
Аж не верится, чё эти позорные, неубедительные слова слетают у миня с языка и чё я защищаю Микки, который, походу, от души меня недолюбливает. Я тока-тока отдрючил девицу во все дыры, а щас чуть ли не говорю ей, чё надо прилежно учиться, не то она под домашним арестом.
Выхожу с ванной, а тут, слава богу, опять телефон звонит, и мине надо ответить: это ж Донован Ройс, промоутер «Электрик Дейзи Карнивала» в Вегасе, который никада не перезванивает.
– Марк! Твою мать, бро!
– Здорово, Дон. Чё там со слотом для моего парня?
В зеркале прихожей вижу, как Эмили бычится. Но мине ж надо и за своих чуваков поработать.
– Скажу прямо, «ЭДК», эта ультра-этээмовская толпа… они просто не для ЭН-СИНА. Чересчур молодые, чересчур музыкально необразованные для его заморочек.
– Брось, Дон. Он же дофига вкладывается в этот свой камбэк.
– Марк, это же ЭН-СИН, блядь, Юарт! В школе я трахал телок под его плакатом! Для меня этот человек – легенда хауса! Это не ты должен мне ЭН-СИНА продавать. Это я должен продавать его ребятне с концентрацией внимания как у золотой рыбки. Они даже танцевать не хотят – просто выбрасывать вверх кулаки и орать «супер», ну и тереться друг о дружку, пока не зазвучит очередной сэмпл поп-хита. Они не хотят совершить путешествие со старым маэстро. Это как небо и земля.
– Ну так давай их просвещать, Дон. Ты ж когда-то был энтузиастом. – Поглядываю на Эмили, а та вытянулася на кровати, и ее длинное, худое тело почти приняло позу из йоги.
Из трубки вырывается громкий хохот.
– Замахаешься этот отживший номер вытягивать. Это же бизнес, бро, ну знаешь, как там: «К сожалению, в данном случае мы не можем это принять и совершить какие-либо…»
От разговора пиздец выпадаю на смуры. Но суть такова: Карл никогда не попадет на афишу «ЭДК» или «Ультра», если у него не появится еще одного поп-хита. Как ни парадоксально, на это пиздюк как раз таки способен. Но сначала я должен вернуть его в то место, которое он сейчас ненавидит, – в студию. Оглядываюсь на Эмили.
– Как насчет моей девушки, Эмили, диджей Ночное Видение?
– Мне нравится ее музон, но она не очень сексапильная.
– Не соглашусь, – говорю, искренне задетый. «Мои опустошенные мудя так бы не сказали».
– Ладно, только ради тебя: «Дом вверх дном», послеобеденный слот. Только скажи ей, чтобы немного оголилась. Может, чуть-чуть декольте. Сиськи ж у нее есть, так?
«Ебаный в рот. Кто ты вопще такой? Еще и „Дом вверх дном“: самая махонькая сцена».
– Ранний вечер. «Пустошь». Как раз по ее части.
– «Пустошь» зарезервирована под завязку. Могу устроить ей слот в «Квантовой долине», при условии что она умеет ставить транс.
– Да она сама, нахуй, транс, братан, – подмигиваю Эмили, которая кивает, как болванчик заведенный.
– С четырех до пяти.
– Вечерний слот, братан, выручай кореша.
В трубке слышится громкий вздох:
– Могу устроить с семи пятнадцати до восьми тридцати вечера.
– По рукам. Ты ебаный кобелина, и тебя будут долбить, пока штифты с орбит на ножках не повываливаются и не свесятся вдоль всего туловища всевидящей мошонкой, – говорю ему. «Этот мудак мгновенно объективирован и сексуализирован».
– Вау… спасибо, походу, – говорит он.
Када отрубаюсь, Эмили мгновенно оживает:
– Что это за хуйня была?
– Выбил тебе слот на «ЭДК», – говорю без лишнего пафоса, натягивая шмотье.
Я заметил, чё с диджеями, по крайней мере с моими, если сразу пальцеваться по поводу сейшена и всячески переться, эти пиздюки начинают гундеть, чё это не так уж и классно. Но если действовать без лишнего пафоса, они от эмоций аж верещат.
