Фон-барон спускается через пару минут, «под кайфом и в смятении». Его лицо как будто всю ночь вымачивали в кадке с «клирасилом». Прыщи на щачле, походу, высосали, как и спущенку с мудей.
– Отстрелялся?
Он тупо кивает, запихивая руки в карманы своей толстовки.
Вытаскиваю его на улицу, веду по мосту Георга IV, и прогуливаемся по Медоуз. Стоит чудный весенний денек.
– Ну так как все прошло, дружище?
– Нормально… хоть и не так, как я думал. Сперва я нервничал, но потом она начала меня целовать, и потом… – глаза у него вспыхивают, а голос понижается, и он переводит взгляд на играющих футболистов, – она пососала мине член. Сказала, чё он в натуре большой!
«Ну еще бы».
– А када у меня типа… уже встал и почти вошел, в натуре, она сказала, чё аж не поверила, чё это у меня первый раз, чё у меня природный талант.
«Ну еще бы».
Солнышко разогревает все вокруг, прожигая тощий слой облаков. Сейчас уже больше на лето похоже. Вытягиваю свои «рэй-баны» и напяливаю на нос. Росс трещит без умолку в щенячьем восторге.
– Чё ей не верится, как ей было хорошо, чё я заставил ее кончить, – верещит он и поворачивает ко мне свой наивный взгляд, ища подтверждения, пока мимо проходит женщина с коляской. – Чё я в натуре умею заниматься любовью с девицами и могу любой доставить море удовольствия!
«В богу душу мать, скока там Сайм ей ни платит, этого будет мало!»
– А она дала тибе полизать?
У Росса, походу, слегка сводит челюсти, будто от мышечной памяти.
– Угу, – краснеет он, – она показала мине ту фигнюшку, чё типа наверху манды. На интернет-сайтах я за это никогда не читал.
– Ты просто не на те ходишь, – говорю ему. – В жопу всю эту мужичью срань. Попробуй лучше сайты для лесбух. Вот тебе совет: есть три секрета хорошего любовника – лижи манду, лижи манду и лижи манду. Совет второй: окружи себя бабами, бабами и еще раз, нахуй, бабами. Работай с ними. Стань парикмахером, лотошником, уборщиком – выполняй всякую такую работу. Трах – болезнь ассоциативная. Совет третий: не говори – просто слушай их. Если говоришь, то вежливо спрашивай за них, что они думают о том о сем. – Он собирается возразить, но я прижимаю палец к его губам. – Просто слушай. Совет четвертый: не приближайся к другим чувакам – они твои, блядь, тупые беспонтовые соперники. Не братаны. Не дружбаны. В лучшем случае препятствия. Они ничему тебя не научат и будут только мешать своей тупой блядской ссаниной.
Смотрю, как он пытается это осмыслить.
«Ё-мое, да эту Жасмин я точно переманю в эдинбургские „Коллеги“».
Останавливаемся у магазина, и ему на радость покупаю годные кроссы.
– Прикрытие для мамки твоей, если спросит, где мы были. Ну и награда первоклассному кобелю, – шутливо подталкиваю его локтем.
– Спасибо, дядь Саймон, – пищит обалделый колинтонский жиголо.
Когда возвращаемся на ранчо, Карлотта уже на ногах, и мы рассказываем ей, как ходили за кроссами. Но, доведенная до отчаяния, она все равно не унимается насчет Юэна. Будем надеяться, эта проблема скоро разрулится. Проверяю свой телефон. Ну конечно, пришел мейл от Сайма с электронными билетами для меня и Юэна. Эконом-класс. Захожу на сайт авиакомпании и обмениваю свой на бизнес, пользуясь счетом «Коллег». Самой собой, Карлотта квохчет и стоит над душой, пытаясь рассмотреть, чем я занимаюсь.
– У меня есть наводка, и с утра пораньше я ее проработаю, – говорю ей.
– Чё за наводка?
– Просто я веду переговоры с некоторыми людьми. Не хочу тебя, Карра, обнадеживать, но я отдаюсь этому делу без остатка.
– Нельзя ж миня держать в неведении!
Нежно глажу ее по щеке:
– Как я сказал, все или ничего, – и чешу вверх по лестнице, решив лечь пораньше.
Нормально выспавшись, встаю свежим утречком и гоню на такси в аэропорт. Да, встречаюсь там с Юэном в числе прочих, чтобы сесть на прямой рейс до Берлина. Отправляю эсэмэску Рентону:
«Когда ты говорил в Берлин собираешься?»
Почти моментальный ответ:
«Уже тут. Вечером большой сейшен в Темпельхофер-Фельд».
Ирония судьбы: когда я разыскивал Рентона, не мог нигде эту сучару найти. А сейчас звезды так сошлись, что не могу от пиздюка сдыхаться.
Вовремя вычисляю в зоне вылета Майки Форрестера в полугодной коричневой вельветовой куртке «Хуго Босс», с «маком» в кожаной сумке через плечо. С ним Спад, похожий на актера массовки из «Живых мертвецов», которого бортанули за чересчур доходяжный вид. Мёрфи красуется в фуфлыжном старом зеленом кителе и футболке «Рамоунз» с надписью «Вали из дома», сквозь которую просачивается пятно крови и чего-то еще, хоть он и хорошо забинтован. Потом замечаю Юэна, припездка этого, что стоит в сторонке от нас и с тревогой смотрит на свои часы. Пока ждем досмотра, Майки, прохавав его намек, стонет что-то за время.
– Расслабьтесь, парни, – говорю им, хотя сам что угодно, только не расслабленный; вообще-то, я без балды очкую из-за того, чё мы собираемся провернуть.
Но страх – это эмоция, которую лучше не показывать. Как только в нем признаешься, он распространяется, точно вирус. Он разрушил нашу политику: регулировщики вливали его в нас по капле десятки лет и сделали нас сговорчивыми, натравили друг на друга, а сами теперь насилуют весь мир. Дай им палец – по локоть отгрызут. Окидываю взглядом свою пеструю компашку:
– Походу, вся банда в сборе!
Майки роняет паспорт, а я поднимаю. Отдавая ему, замечаю его полное имя: Майкл Джейкоб Форрестер.
– Майкл Джей-коп Форрестер! И ты за это молчал!
– Не Джейкоп, а Джейкоб! – задиристо протестует он.
– Как скажешь, – ухмыляюсь, швыряю свою сумку на ленту и чешу на досмотр.
19
Рентон – За вертаками
Никада не работайте с мудацкими джамбо с западной части Эдинбурга. Настоянные на закваске бездарщины в духе Гамли, чересчур унылые и потому безобидные раёны, снобистские, но при этом говняные бунгало и эта темная опухоль на теле города, многоквартирки Горги-Далри, – все это ставит неизгладимое клеймо моральной ущербности. Карл исчез после своего шабаша на днюху, и его поиски обернулись кошмаром. В конце концов я выцепил его вчера в клубе «Би-эм-си», где он услужливо назвал меня «мудацким хибзом, а так нормальным» перед нанюхавшимися снежка и налакавшимися дерьмового пиваса посетителями этого злачного гадюшника, где пиздят кровную родню. Дело осложняется тем, чё снаружи на Горги-роуд у меня в лимузине Конрад с Эмили. Када мне удается запихнуть в машину Карла, у которого, помимо двух тяжеленных блядских бортовых сумок с пластинками, нифига нету, кроме шмоток на себе, от него воняет, как от помеси забитого толчка с местным пивзаводом, и голландский маэстро орет:
