– Ебало завали, – говорит Бегби. – Кубок наш.
Должен признаться, чё я на стороне Больного. Так уж мир устроен. Мы в натуре обречены на то, чёбы никада иво не поднять. Я выпадаю на смуры, ведь в 6 утра лететь на Ибицу с аэропорта Ньюкасла, на встречу с Карлом, который дает большой сейшен в «Амнезии». Хоть щас немного перекемарю, а то ж поздно ляжу. Он опять начнет подъебывать миня этой хуйней за 1902, 5:1
[56]. Ну и вот она уже на телефоне: «ХА-ХА НЕДОУМКИ! СТАРАЯ ПЕСНЯ! СССС
[57] 5:1, 1902».
Я вдруг впадаю в депрессуху. Но «хибзы» не сдаются. Макгинн пару раз пытается отобрать мяч, играя как мужик, который хочет за шкирку притащить команду к победе, чё уплывает у них с рук. Болельщики кругом еще гоношатся, но уже немного прибитые. Потом появляется новый шанс у Стоукса, но гол отбивают…
– Опять почти мужики, нахуй. Скока можно? – Несмотря на новые протесты, снова вскочив на ноги, Больной гаркает на скамейку «хибзов», пока Хендерсон готовится к угловому. – Я счастлив, чё перетрахал толпы баб и принял тонны наркоты, ведь если б я надеялся, нахуй, на сраную футбольную команду, то никакого б оттяга по жизни не… СТОУКСИ!!! ТЫ ПИЗЗЗЗДЮУУУКККККХ!!!!!!
Опять! Энтони Стоукс бьет бошкой после навеса Хендо! Игра продолжается!
– Так, – сообщаю, – я закидываюсь ешкой.
Бегби сморит на миня, как на шибанутого.
– Я делаю это, потому как сам, нахуй, очкую, – объясняю. – Я стока раз в жизни выходил с этого стадика убитый горем: если даже мы продуем, пиздец мне, если сделаю это снова. Кто со мной?
– Угу, – говорит Больной и поворачивается к чувакам за нами: – И не просите миня опять, нахуй, сесть, потому как этого не произойдет! – И он агрессивно стучит себя в грудь.
– Калачи – ништяк, – вторит Спад. – Жаль, встать не можу…
– Пошел в пизду с этой хуйней, – говорит Франко. – А ты, – поворачивается к Спаду, – ты ошизел небось?
– Я на таких нервяках, чё не справляюся, Франко. Пофиг, если скопычуся… просто присмари за Тотохой за миня.
Три с четырех – неплохо. Они затариваются. Я на ногах, стою рядом с Больным.
Вряд ли я када-то был такой напряженный на футбике. Жду, чё сбудется пророчество Больного – обязательная спорная пеналька «рейнджерсов». Хотя судья вел себя пока супер, он, наверно, готовится к последней зрелищной минуте. Эти пиздюки все, блядь, одинаковые…
«Ооо… красава…»
Вдруг чувствую приятное смягчение в кишках и волну эйфории, смарю на Больного, и его профиль искажается: поднимается щемящий душу рев, время замирает, и В БОГА ВСЕМОГУЩЕГО ДУШУ МАТЬ – МЯЧ В ВОРОТАХ РЕЙНДЖЕРСОВ!! Хендо пробивает еще один угловой, перебрасывает мяч, какой-то пиздюк забивает его бошкой, и все игроки наваливаются на Дэвида Грея, а толпе полностью срывает, нахуй, башню!
У Больного опухают глаза:
– ДЕЙ-ВИ-БЛЯДЬ-ГРЕЕЕЙ!
ВЖУУУУXXХ!!!
Мине на спину прыгает незнакомый парень, а другой пацик целует миня в лобешник. По его лицу текут слезы.
Цапаю Больного, но он с задиристой обидчивостью отмахивается.
– Через скока? – вопит он. – ЧЕРЕЗ СКОКА ЭТИ НЕДОУМКИ ОТОЖМУТ У НАС ЕБАНЫЙ КУБОК?!
– Кубок наш, – повторяет Бегби. – Попуститесь вы, ебанаты.
– Я чисто на нервяках, и, кажися, швы разошлися… – причитает Спад и грызет ногти.
Звучит свисток, и, как ни удивительно, игра окончена. Обымаю Спада, он весь в слезах, потом Бегби, который скачет в эйфории, выпучив глаза, бьет себя в грудак, после чего делает несколько глубоких вдохов. Мы идем к Больному, тот опять отмахивается от моих объятий, скачет на месте, поворачивается к нам с напрягшимися на шее сухожилиями и такой:
– ЕБАТЬ ВСЕХ ПИЗДЮКОВ! Я ВЫИГРАЛ ЭТОТ ЕБАНЫЙ КУБОК! Я!! «ХИБЗЫ» – ЭТО Я!! – Он переводит взгляд на прибитых болельщиков противника, всего в нескольких рядах от нас на другой половине северной трибуны. – Я НАСЛАЛ БЛЯДСКУЮ ПОРЧУ НА ЭТИХ СРАНЫХ ГУННОВ! – И он бросается по проходу к барьеру, вливаясь в толпень, которая поначалу просачивается, а потом выплескивается на поле сквозь хлипкий заслон охраны.
– Припездол, – говорит Бегби.
– Если я щас помру, Марк, мине вопще по барабану: я ж это увидел, хоть и думал, чё не доживу до этого дня, – всхлипывает Спад.
На его костлявые плечи накинут «хибзовский» шарф: кто-то уронил в разгар веселья.
– Та не помрешь ты, братан. Хотя знаешь, даж если помрешь, то тут ты прав – нихуя это значить не будет!
Я совсем не собирался такое брякать, и несчастный Спад сморит на миня в ужасе:
– Но я ж хочу еще чествование застать, Марк… на Уок…
На хибзовской половине поля куча народу. Небольшая горстка переходит на другую половину, чёбы постебать болельщиков «рейнджерсов», и некоторые с них принимают вызов. После пары мелких потасовок группки потенциальных бузунов разнимает полисыя. На хибзовской половине болельщики радостно отмечают окончание 114-годнего голяка. Копы пытаются расчистить поле перед вручением Кубка. Никто на поле никуда особо не спешит: народ сносит ворота и дербанит куски дерна на сувениры. Это тянется долго, но это потрясающе: попурри с восторженных хибзовских песен, братание с совершенно незнакомым народом и столкновения с абсолютными новичками и старыми друзьями. Трудно отличить одних от других: какого пиздюка ни возьми, все в странном трансе. Больной возвращается с кусманом дерна в руке.
– Будь у меня тада эта хуйня, я б запендюрил ее тебе внутрь, братан, – говорит он Спаду, тыча иму в брюхо.
Это длится целую вечность, но под конец команда выходит и Дэвид Грей подымает Кубок! Мы все затягуем песню, и это «Солнце над Литом»
[58]. Я врубаюсь, чё за годы нашего отчуждения это первый раз, када Франко, Больной, Спад и я реально спели эту песню вместе. Для каждого с нас по отдельности она много лет была фирменным знаком на свадьбах и похоронах. И от мы тут все ее горланим, и я чуйствую себя охуенно!
Када вытекаем со стадика и тащимся под глазгоским солнышком, становится ясно, чё Спаду полный пиздец. Сажаем иво в лимузин до Лита, с хибзовским шарфом на шее. На прощанье Больной подкалывает:
– Если отдашь вторую почку, может, и в премьер-лигу войдем!
