Я типа в курсах за то, чё он говорит. Он их всех замочил. Я был в курсах за Доннелли и Сталкера и с Чиззи был перед тем, как иму горлянку перерезали, но парня, чё это сделал, так и не словили… но, кроме них, верняк же, никово больше не было…
– Сока их было? – спрашую.
– Сока-то было, – продолжает он. – Кароч, мине не особо по кайфу было тама с этими чмырями, хотя всем остальным ништяково. В курсах, чё я вынес с этого?
Смарю на ниво и надежду за людей чуйствую.
– У того народа все норм и нам надо жить мирно?
– Не. Для миня это значило, чё любому пиздюку по барабану будет, даж если ты иво, нахуй, взъебал. Загробная жизнь дофига огромная, и нехрен грузиться, чё ты тут в этой творишь.
И я за это касаемо своей жизни думаю. Угу, накосячил я, но, можт, это нифига и не важно. Я так щитаю, Франко это на руку, и, может, он и правый.
– Можт, так и надо думать, блин, – говорю коту.
27
Аукцион
Когда толпы туристов наводняют город, Эдинбург отмачивает свою привычную весеннюю хохму и дарит пару чудесных деньков. Потом происходит обычная смена курса: появление традиционных дымчатых туч и внезапные проливные дожди как из ведра. Жители и приезжие бродят с постными рожами, будто их облапошили, многие слегка потерянные и, возможно, нуждаются в друге. Особенно Майки Форрестер, который обрадовался звонку Саймона Уильямсона и встречается с ним в безликом баре рядом с эдинбургским вокзалом Уэйверли. Майки расстроен: он думает, что не попадет под дождь, пока идет по Кокберн-стрит и Флешмаркет-клоуз, но тут внезапно как ливанет, и к тому моменту, когда он прошмыгивает в бар, Майки успевает промокнуть до нитки.
Уильямсон уже у стойки и с лукавым презрением смотрит на других посетителей пивняка. Майки кивает ему и подходит. Больной вызывает у него странные чувства. Форрестер завидует его воздействию на женщин: эта с виду непринужденная способность заваливать их в постель так и не покинула Больного за долгие годы. Майки тяготит вера в то, что если он присмотрится к людям поближе, то сумеет выявить и присвоить себе их способности. Как жизненная стратегия это принесло ему скромный успех, но, глубоко ее впитав, он не может до конца от нее отделаться.
Больной уже взял диетическую колу себе и, не спрашивая Майки, заказывает ему водку с тоником.
– Как оно, Мигель?
– Ничё. Спад как?
– Был малехо квелый, – отвечает Больной, немного не договаривая, берет протянутый барменом напиток в обмен на купюры, – но на больничке говорят, что все будет хорошо. Смотри…
Он ведет Майки вдоль стойки и становится к нему вплотную. Майки слышит свежий запах чеснока у него изо рта. Больной всегда хорошо питался. Видать, «Валвона и Кролла», гадает он, или, возможно, домашняя еда его матери и сестры.
– У меня к тебе малое предложение. Может принести навар.
– У миня все в поряде, – настороженно говорит Майки.
– Можешь не заливать, Майки, – реагирует Больной, быстро добавляя: – Не мине кого-то осуждать. Чё греха таить, мы все очканули перед Саймом, не без основания, конечно, но к нашему вечному стыду.
Майки собирается возразить, но не произносит ни слова.
Больной продолжает:
– Главное, чё он от нас отвял. Я знаю, как сохранить твои малые делишки от ниво в тайне и сделать так, чёбы он остался тибе благодарен.
– Мы ж партнеры! – рявкает Майки, сжимая кулаки и заметно переигрывая.
– Спокойно, кор, – шепчет Больной, заставляя его понизить голос.
Может, зря они встретились в этом месте, думает Больной. Как ни крути, маловато заведений, подходящих для стрелок гопников-стукачей, помимо привокзальных пивняков, и жирный полуханур в спортивном костюме и с бритой головой, кажется, заинтересовался разговором. Майки признает свою дурость отрывистым кивком и подается к Больному поближе.
Саймон Дэвид Уильямсон знает, что никогда нельзя выбивать у человека костыль, пока не предложишь ему замену получше.
– Смотри сам, но мое предложение может быть очень выгодным. Ясное дело, все это по секрету. Ты слушаешь или мне уйти?
Быстро окинув взглядом бар, Майки Форрестер отпивает своей водки с тоником и кивает.
– Можно спросить: кого боится Сайм?
Больной поднимает брови. Он знает, как зацепить Майки: поставить его в центре захватывающей драмы. Обратившись к нему за этим стратегическим советом, Больной намекнул на высокое положение Майки в уголовном мире города. Судя по тому, как расширяются зрачки Майки Форрестера и как вращается его шея, Больной нажал на нужную кнопку.
Майки не повышает голоса:
– Никово. Жирного Тайрона ж больше нету. Нелли против ниво не попрет. Дойлы тож. Они ж как раз поделили империйку Тайрона меж собою. Молодая бригада пока не готовая, с тех пор как Антона Миллера грохнули.
Больной сохранил лишь элементарные сведения о криминальной среде Эдинбурга, а из лондонской уже выпутался. По большому счету бандитов он недолюбливает. Его интересуют лишь женщины, и ему трудно даже бегло и недолго общаться с большинством других мужчин. Ну а те, кого больше интересуют перестановки в иерархии власти, а не сладкая романтическая мелодия, нагоняют на него скуку смертную, хоть он дипломатично и не выказывает своего презрения.
– Я-то думал об одном литском психопате, которого мы оба хорошо знаем.
– Бегби? – Форрестер смеется, после чего снова понижает голос: – Он же в Америке, хуйдожником заделался, от этой жизни отошел. К тому ж, – он озирается и замечает, что щекастый скинхед уже допил и свалил, – они с Саймом, видать, кентуются, по-пацански, как и завсида.
– Сайм с Уэст-сайда, а Бегби всегда был литским и городским, тусовался с Тайроном, Нелли, Донни Лейнгом, всей этой кодлой. Разные группировки. Сайм выступал по шмарам – Тайрон никогда в натуре не был по этим делам. Он всегда был по кредитам, рэкету, вымогательству, – объясняет Саймон, а сам думает: «Это явная херня. Шизики всегда друг друга знают и обычно объединяются против терпил, за чей счет живут».
Но эта телега вполне убеждает Майки, и он заговорщицки кивает.
– Бегби вернулся в Эдинбург на аукцион этот и выставку своих работ, – сообщает Больной, а потом закидывает удочку: – Вы же с Рентоном никада в натуре закадычными корешами не были, так же?
В прошлом Майки Форрестер не ладил с Марком Рентоном. Причина была довольно банальная. Майки долго любил женщину, которая раскручивала его на бесплатную наркоту и с которой у Рентона впоследствии вышла бессмысленная случка. Майки это было как серпом по яйцам, и он годы спустя продолжал точить зуб. С возрастом к нему пришло понимание, и теперь он не держал на Рентона никакого зла за тот случай. Наоборот, его слегка мучила совесть, что он придавал столько значения своей теперь уже мелочной обиде.
