Марк Рентон медленно и неуверенно поднимает свою табличку, словно этим движением способен притянуть к себе снайперскую пулю. Аукционист указывает на него:
– Двадцать пять. Я слышу тридцать?
Рентон снова поднимает табличку, давая повод для странных взглядов и пары смешков.
Аукционист спускает очки на нос и смотрит на Рентона:
– Сэр, нельзя надбавлять цену против самого себя.
– Простите… я в этом деле новичок. Малехо переволновался.
Это вызывает громкий хохот у завсегдатаев, который затихает, когда свою табличку поднимает Пол Страуд.
– Я слышу тридцать тысяч.
– Тридцать пять. – Рентон поднимает руку.
– СТО ТЫСЯЧ! – доносится крик из глубины зала. Это Майки Форрестер.
– А вот это уже серьезно, – объявляет аукционист, при этом Фрэнк Бегби остается невозмутим, а Мартин Кросби сползает на край стула.
«Ты, нахуй, гонишь, – думает Рентон. Затем втягивает воздух в легкие. – Пошел он нахуй. В этот раз он меня не нагнет».
– СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ!
– Что за херня тут творится? – спрашивает Фрэнк Бегби у Мартина Кросби.
– Какая разница!
Страуд тоже присоединяется, взмахивая табличкой:
– Сто шестьдесят тысяч!
Рентон снова:
– Сто шестьдесят пять тысяч!
Форрестер орет:
– Сто семьдесят тысяч!
Затем он замирает от ужаса, пока Рентон мешкает, моргая, словно маленький зверек в свете фар.
– Сто семьдесят пять тысяч, – хрипит он.
– Я слышу сто семьдесят пять тысяч, – говорит аукционист, глядя, как взопревший Страуд направляется к выходу, лихорадочно пытаясь поймать сигнал на телефоне. – Сто семьдесят пять тысяч… сто семьдесят пять тысяч… продано! Джентльмену впереди. – И он указывает на Марка Рентона.
В Рентоне борются эйфория и облом. Это примерно в пять раз больше, чем он хотел заплатить, но он выиграл! «Литские головы» принадлежат ему. Однако теперь он совершенно разорен. Не будь задача такой бескомпромиссной и знай он, от скольких страданий избавил давнишнего соперника своим заключительным предложением, возможно, Рентон бы промолчал. Однако Майки Форрестер теперь вздыхает с огромным облегчением. Подходит к Рентону:
– Молодец, Марк, победил сильнейший, блин!
– Майки, чё за хуйня, за ково ты торговался?
– Прости, кор, пора линять, – улыбается Майки, уступая дорогу Фрэнку Бегби, и быстро выходит, набирая Больного.
Рентон собирается пойти следом, но ему преграждают путь другие участники, осыпая поздравлениями. Он смотрит на головы, и на секунду ему кажется, что Больной ухмыляется. Рентона по-прежнему тянет к выходу, но его останавливает Франко, который пожимает ему руку:
– Поздравляю.
– Спасибо… А с какого хуя Форри торговался?
– Я такой же, как ты, с панталыку сбитый.
– А кто был другой покупщик?
– Его фамилия Страуд. Он работает на этого парня Вилльерса, крупного коллекционера. Наверно, вышел за условленный предел и пытался дозвониться этому парню, чтобы повысить ставку. Но победил ты.
– Угу, ну да, а от имени кого выступал Форрестер?
– Того, кто меня любит и желает мне кучу денег. В Эдинбурге таких с гулькин хрен! – смеется Франко, глядя на Рентона, а потом задумывается. – Или…
– …какого-то пиздюка, чё ненавидит меня и хочет, чёбы я разорился. Этот список слегка подлиннее… – Рентон медленно, тяжело выдыхает, снова смотрит на четыре головы, останавливает взгляд на одной. – Больной – единственный пиздюк, который был в курсах за то, как мне хотелось купить эти головы. Я тока так мог с тобой ращитаться.
Фрэнк Бегби пожимает плечами.
– Ну, ты получил, чё хотел. «Литские бошки». Очень рад за тебя, – говорит он, плотно сжимая губы. – А теперь, если больше ничего…
– Может, хоть спасибо скажешь?
К удивлению Рентона, с лица Франко сползает живость, а в глубине глаз словно кристаллизуется мрачная мысль:
– Я передумал. Хочу свои ебаные бабки обратно. Ну, те пятнадцать кусков.
– Но… я ж… – Рентон заикается в недоумении. – Я ж на мели! Я в разы переплатил за эти бошки! Я ж так с тобой ращитался!
– Ты купил произведения искусства, – говорит Франко очень медленно и размеренно. – Хозяин – барин. А теперь я хочу свои деньги обратно. Деньги с той продажи наркотиков.
– Но у меня ж их нету, нахуй! Больше уже нету! После того как я спустил все на… – Он смотрит на головы и еле сдерживается, чтобы не сказать: «Эту кучу ебаной хуйни». – После того как купил эти бошки!
– Мдя, блядская непруха у тебя, да ж?
Рентон не верит своим ушам:
– Но мы ж снова друганы, Франко, в Лос-Анджелесе… Финал Кубка… у нас был сближающий опыт… мы вчетвером… ДМТ… – лопочет он, глядя в глаза насекомого, в которых нет ничего, кроме хладнокровного коварства.
– До сих пор торчишь, блядь, да ж, братан? – Невозмутимый Франко Бегби почти ухмыляется в лицо ошарашенному Рентону. – В правилах продажи оговорено, чё головы будут предоставлены покупателю после выставки на следущей неделе. Кароч, дай знать Мартину, куда их тибе отправить, – он кивает на своего агента, – и он все устроит. Прям щас мы зарезервировали малой столик для обеда в «Кафе рояль». Я б тибя пригласил, но давай оставим все на деловой основе, пока не вернешь бабки, которые мине должный. Тада до встречи, – улыбается он, поворачиваясь к подошедшему агенту и давая ему пять.
Рентон как во сне выходит и движется по Уок. К нему подъезжает инвалидный электроскутер. В корзине спереди сидит песик. За рулем – Спад Мёрфи.
– Какого хуя…
– Зыко, да ж, котан? «Прайд кольт делюкс». До восемь миль в час. Взял иво в собесе напрокат. Катил по городу в гостиницу, чёбы тибя увидеть. – Спад протягивает Рентону бомбер «Хуго Босс». – Забыл на больничке, када миня туда привозил.
– Спасибо… – Рентон берет куртку и смотрит на итальянское кафе через дорогу. – Малехо почифирим, кор?
28
Бегби – История искусства
Пиздюк стоит перед большим серым мраморным камином. Он подымает брови, потом чарку и на миня сморит. Мелани сидит возле миня в светло-коричневом платье с вырезом на спине, надушенная приятным парфюмом с ароматом лаванды.
– Весьма успешный аукцион, – грит нам Иэн Уилки, известный живописец с Глазго, ныне «сосланный» в Новый город, как этот пиздюк выражается.
Его жена Наташа, с такими формами, чё буквально вываливаются с короткого черного вечернего платья, малехо мине улыбается. Секс-бомба доливает в мою чарку «сан-пеллегрино». Они дружбаны Мел из арт-среды, и малехо напрягаться надо. Лучше б я в боксерском клубе с пацанами был… хотя, может, и не. Это все мифы, чё ты попадаешь в новый мир, када оставляешь старой. Обычно попадаешь в ебаное чистилище.
