Поразмыслив, мы пришли к выводу, что желательно сделать значительную часть увлекательного рассказа господина Соловьёва доступной для англоязычных читателей. Ведь тех, кто жаждет узнать что-то о мадам Блаватской, навряд ли заинтересуют очередные доказательства её шарлатанства – их уже достаточно обсудили и осудили – скорее им будет любопытно услышать объяснение выдающегося успеха её обмана; образное описание противоречивых качеств женской натуры – её лукавая податливость и безрассудная дерзость, интеллектуальное рвение и жизненная стойкость, её искреннее дружелюбие, ласковость и (при определённых обстоятельствах) убедительный пафос – помогло бы лучше её понять. И никто другой не смог бы так тонко уловить эти черты, как её соотечественник. Не мне судить, как долго продержится Теософское общество; но даже если оно угаснет в следующем году, его 20-летнее существование станет любопытным феноменом в истории европейского социума XIX в.; и едва ли когда-нибудь будет написана книга, которая в большей степени проливает свет на его возникновение, чем «Современная жрица Изиды».
Поскольку Сиджвик считал книгу Соловьёва исключительной из-за того, что последний был соотечественником Е. П. Блаватской, то представляется интересным, как двое других русских воспринимали эту книгу и главного её персонажа, Елену Блаватскую.
Один из них – известный математик П. Д. Успенский, самый близкий ученик Гурджиева. Вот цитата из его книги «Четвёртое измерение», опубликованной в России в 1918 г.:
«Разоблачения», несколько раз появлявшиеся по поводу Е. П. Блаватской, похожи на разоблачения воробьёв, которые прилетели клевать виноград, написанный художником, и потом принялись кричать, что их обманули, что виноград есть нельзя, что это шарлатанство и т. п. Книжка Всеволода Соловьёва «Современная жрица Изиды», из которой многие узнали о Е. П. Блаватской, полна мелкой, не совсем понятной для читателя злобы, и вся состоит из сыщического описания подсматриваний, подглядываний, выспрашиваний у прислуги, и, вообще, мелочей, мелочей и мелочей, которые читатель проверить не может. А главное, т. е. книги Е. П. Блаватской, её жизнь и её идеи, точно совсем не существуют для автора.
Е. П. Блаватская была необыкновенная личность, описать которую во всей её полноте и изгибах мог бы только большой художник… Что бы ни говорили и что бы ни писали о теософическом движении, оно несомненно имеет значительные положительные стороны. Так, оно объединило и вывело на свет искания, бывшие раньше разрозненными и не ведавшими друг о друге… Кроме того, в теософическом движении, бесспорно, много смелого. Оно заставляет людей выбираться из материалистических тупиков, видеть, что жизнь шире и объёмнее, чем люди думали; оно даёт очень много новых слов и понятий, заставляет глубже задумываться о «вечных вопросах», о тайнах смерти, о загадках бытия, не позволяет отходить от них, держит на них; требует от человека, чтобы он жил в Вечном, не довольствовался временным… Нельзя не согласиться с этими смелыми идеями
[764].
Другой русский, о котором идёт речь, Виктор Буренин, известный скептик и публицист 1890-х гг. Его отзыв о статьях Соловьёва в «Русском вестнике», из которого взят следующий отрывок, появился в петербургской газете «Новое время» 30 декабря 1892 г.:
В современной русской литературе есть два Соловьёва. Владимир Соловьёв, «философ», и Всеволод Соловьёв, «брат философа». Сами слова «брат философа» предполагают, что Всеволод Соловьёв не имеет собственного литературного имени, или что, по крайней мере, это имя не самое известное. Тем не менее этот сочинитель трудится примерно столько же лет, сколько и его брат, философ, то есть, если я не ошибаюсь, около 20 лет, и, стоит заметить, трудится не покладая рук. Всеволод Соловьёв, как известно, наклепал множество исторических романов, в которых изобразил нравы и быт в России во все времена…
Литературное дарование покойной мадам Блаватской нельзя назвать заурядным, что не раз доказано её статьями под псевдонимом Радда-Бай в «Русском вестнике» под редакцией Каткова; статьи эти, по моему мнению, были в сотню раз интереснее и талантливее всех псевдоисторических романов Всеволода Соловьёва и всех его фантастических и нефантастических сочинений
[765].
Вполне вероятно, я всего лишь жертва ошибочного впечатления, однако, читая откровения Соловьёва [ «Современную жрицу»], я нередко приходил к следующему выводу: или Всеволод Соловьёв не вполне точен в своём повествовании об отношениях с госпожой Блаватской, слегка искажает факты и в целом, говоря словами одной комедии, «охотно привирает», или во время своего знакомства с жрицей Изиды он – как бы это сказать повежливее – был не вполне здоров. Пусть рассудит читатель.
Далее следуют вырезки из писем от Соловьёва к Е. П. Блаватской, о существовании которых он, по-видимому, забыл, и которые ясно демонстрируют неправдоподобность его истории. Копии этих писем Буренин получил от сестры Елены Петровны, Веры Желиховской, опубликовавшей их в ответ на обвинения Соловьёва.
Итак, обратимся к «Современной жрице Изиды». Если Соловьёв надеялся написать труд, который останется в истории как точное отображение его отношений с Е. П. Блаватской и другими теософами, он едва ли мог начать его менее удачно.
Он рассказывает о жизни в Париже в мае 1884 г., где он, среди всего прочего, увлекался мистической и оккультной литературой. Вспомнив интересные повествования Радды-Бай (Е. П. Блаватской) в «Русском вестнике», он собрался было искать её в Индии, где она в то время обитала. Но тут его друг показал ему газету «Матен», где говорилось, что несколько дней назад Блаватская прибыла из Ниццы и остановилась в доме на рю Нотр-Дам-де-Шан, и теперь там толпятся посетители в надежде увидеть её. Соловьёв неоднократно напоминает читателям о том, что эту заметку заказала сама Е. П. Блаватская, чтобы привлечь внимание к своему появлению в Париже, но её хитрость не сработала, поскольку, когда он посетил её, никакой толпы у дверей не было
[766].
Многие из фактов, приведённых Соловьёвым, оказались фикцией. Во-первых, Блаватская приехала в Париж вовсе не в мае, а гораздо раньше, 28 марта. Во-вторых, ей не было нужды платить за заметки: первого апреля «Раппель» посвятила теософам три колонки, второго апреля её примеру последовала газета «Тан», а 21-го – «Матен». Шестого мая у Елены Петровны взял интервью репортёр «Жиля Блаза», а 11 мая парижский корреспондент «Лондон Уорлд» освещал приём у герцогини де Помар
[767]. Елена Петровна отнюдь не приветствовала повышенного внимания к своей персоне; она приехала в Европу по настоянию своих врачей и отчаянно нуждалась в отдыхе.
