Ароматный воздух, насквозь пропитанный смолистым запахом соснового леса и согретый солнцем, под лучами которого я провожу дни напролёт, катаясь по прелестному парку, – оживил меня, вернул мне мои давным-давно утерянные силы. Ты только представь себе, несколько теософов прибыли вчера из Лондона, чтобы повидать меня, и мы все вместе отправились посмотреть замок. Из пятидесяти восьми комнат замка я прошла сорок пять своими собственными ногами! Уже более пяти лет я столько не ходила!
Я поднималась по лестнице, на которой Наполеон I прощался со своими гвардейцами; разглядывала апартаменты бедной Марии-Антуанетты, её спальню и подушки, на которых покоилась её обречённая голова; я видела бальный зал, галерею Франциска I, комнаты «юных дам» Габриэли д’Эстре и Дианы де Пуатье, и покои самой мадам де Ментенон, и атласную колыбельку маленького короля Рима, всю изъеденную молью, и много других вещей. Гобелены, севрский фарфор и некоторые картины – настоящее чудо!.. Я даже коснулась пальцами того самого стола, за которым великий Наполеон подписывал своё отречение от престола. Но больше всего мне понравились картины, вышитые шёлком девицами из Сен-Сира для мадам де Ментенон. Я ужасно горжусь тем, что сама ходила по замку. Подумать только, с того времени, как ты гостила у меня в Вюрцбурге, я почти лишилась ног; а теперь, гляди-ка, я снова могу ходить…
Но какие деревья в этом старейшем из лесов! Я никогда не забуду этот живой лес. Гигантские дубы и шотландские ели, и все они носят исторические имена. Здесь есть дуб Мольера, Ришелье, Монтескье, Мазарини, Беранже. Также имеется дуб Генриха III и два огромных семисотлетних дерева двух братьев Фарамон. Я практически жила в лесу целыми днями. Меня привозили сюда в кресле-каталке или в ландо. Здесь так прекрасно, что у меня не было ни малейшей охоты ехать смотреть выставку.
Недавно французский теософ Жан-Поль Гиньетт отправился в Фонтенбло с тем, чтобы поискать в старых записях следы пребывания мадам Блаватской. В журнале «Л’абей де Фонтенбло» он разместил заметку, в которой были указаны даты заселения в отель: миссис Кэндлер и её дочь прибыли в de la Ville de Lyons et de Londres 7 июня 1889 г., мадам Блаватская – пятого июня, а Анни Безант – 15-го. Кроме того, он приложил к заметке прекрасные старые фотографии отеля и расположенного неподалёку сада
[954].
Однако эта поездка в Фонтенбло имеет особое значение для истории теософии не из-за того, что Елена Петровна приехала сюда ради смены воздуха, жила в определённом отеле или посетила знаменитый замок, а по той причине, что именно здесь по большей части был написан «Голос Безмолвия». Возможно, побег из туманной, загрязнённой атмосферы Лондона, стал одним из решающих факторов, повлиявших на создание этого бесценного произведения. Миссис Безант в автобиографии упоминает о поездке в Фонтенбло и описывает работу Елены Петровны над «Голосом» следующим образом:
Меня пригласили в Париж, где я с Гербертом Берроузом приняла участие в большом Конгрессе труда, проходившего с 15-го по 20 июля. Вслед за этим я провела день или два в Фонтенбло с Е. П. Блаватской, которая приехала туда отдохнуть на пару недель. Я застала её за переводом чудесных отрывков из «Книги Золотых Правил», ныне широко известной под названием «Голос Безмолвия». Она писала её быстро, без всяких источников материала, а вечером просила меня читать написанное вслух, с тем чтобы проверить «приличен ли её английский». Герберт Берроуз тоже был там, как и миссис Кэндлер, преданный американский теософ, и все мы сидели вокруг Блаватской, пока я читала. Перевод был на прекрасном, чистейшем английском, плавном и мелодичном; мы нашли всего пару слов, которые можно было заменить. И она смотрела на нас, как смущённый ребёнок, удивляясь нашим похвалам, – на которые не скупился бы любой человек с литературным вкусом, если бы прочитал эту изысканную поэму
[955].
В главах этой биографии, посвящённых Тибету, говорилось о том, что восточные учёные подтвердили подлинность «Голоса Безмолвия». Видные деятели Запада тоже по достоинству оценили эту книгу. Альфред, лорд Теннисон, знаменитый английский поэт, по слухам, читал её незадолго до смерти
[956]. Е. П. Блаватская заметила касаемо одной из последних поэм Теннисона: «Кажется, будто лорд Теннисон читал книги о теософии или был вдохновлён той же великой истиной, что и мы»
[957].
Уильям Джеймс в своих знаменитых джиффордских лекциях «Многообразие религиозного опыта» неоднократно ссылается на «Голос Безмолвия» и заявляет: «Есть грань разума, к которой стремятся подобные вещи; и шёпот оттуда сливается с деятельностью нашего рассудка подобно тому, как воды бескрайнего океана посылают свои волны, чтобы они разбились о прибрежные камни». Вот отрывки, которые он цитирует:
Кто захочет услышать Голос Нады, «Беззвучный Звук» и понять его, тот должен научиться природе дхараны…
[958] Когда собственная форма станет для него нереальной, как все образы его сновидений, когда он перестанет слышать множество, тогда он различит Единое, внутренний звук, убивающий внешний… Ибо тогда душа услышит и вспомнит. И тогда к внутреннему уху обратится ГОЛОС БЕЗМОЛВИЯ… Отныне твоё я потеряно в Я, погрузилось в То Я, из которого ты излучился. Взирай! Ты стал светом, ты стал звуком, ты сам – свой учитель и свой бог. Ты сам – предмет своего собственного искания: непрерывающийся Голос, который звучит на протяжении вечностей, не подлежащий перемене, греху недоступный, семь звуков в одном – ГОЛОСЕ БЕЗМОЛВИЯ.
Перед словами «Взирай! Ты стал светом» Джеймс опустил следующее предложение, которое помогло бы лучше понять оставшуюся часть цитаты:
Пребывай же отныне под деревом Бодхи, которое есть совершенство всякого познания, ибо знай: ты овладел самадхи – состоянием безупречного видения
[959].
Судя по всему, Джеймсу особенно понравился один отрывок, который адресован ученику: «Научись отделять своё тело от разума… и жить в вечном»
[960], поскольку после цитаты из «Голоса» он пишет:
