Второе я, известное как «Высшее Я», в отличие от первой души, которая по сути является всего лишь пучком психологических событий… есть единство, вернее, объединяющий принцип. Оно не представлено каким-то отдельным органом в теле – ведь ни один орган не может определять действия начала, объединяющего все органы… Следовательно, второе «я» располагается не в мозге… Его активность, называемая нусической в противоположность «психической» активности первого «я», исходит от «Всемирного Разума»… Наконец, Высшее Я неизменно и постоянно в течение разных жизней. Оно является постоянным элементом, который подобно нити тянется через различные воплощения, нанизанные по всей его длине, словно бусы.
Различия между этими двумя «я», с величайшей искусностью описанные госпожой Блаватской, снимают некоторые вопросы, которые научный материализм ставит перед любой спиритуалистической философией… Нельзя не питать глубокого почтения и, если так дозволено сказать, восхищения к произведению госпожи Блаватской на эту тему. Когда она писала его полвека назад, многие из её идей, которые сегодня кажутся привычными, были абсолютно неслыханными и новаторскими
[978].
В марте 1890 г. Теософское издательское сообщество в Лондоне опубликовало первую часть двухтомника под заглавием «Протоколы Ложи Блаватской». Вторая часть, вышедшая в свет в январе 1891 г., была объединена в одну книгу с первой и всё ещё издаётся
[979]. По заглавию книги трудно предположить, что речь в ней идёт о «Тайной Доктрине», и она содержит ответы самой Е. П. Блаватской на вопросы, которые ей задавали на собраниях Ложи Блаватской с 10 января по 14 марта 1889 г. Её ответы записывали стенографисты, а позже она сама отредактировала их для публикации.
Похожие собрания проводились, когда Ложа переехала на Авеню-роуд. Записи свидетельствуют о том, что Елена Петровна принимала в них активное участие. Стенографистом был Роберт Боуэн, отставной командир флота, чей сын, капитан П. Д. Боуэн, опубликовал это своеобразное завещание годы спустя в журнале «Теософия в Ирландии» (январь-март 1932 г.) под заглавием «Исследование „Тайной Доктрины“». Позже оно появлялось в разных теософских журналах, а также было издано в форме брошюры
[980]. Запись датируется 19 апреля 1891 г., всего за 20 дней до смерти Е. П. Блаватской.
Основная часть документа, чересчур длинная, чтобы включать её в эту биографию, представляет советы Е. П. Блаватской касаемо того, как лучше всего изучать «Тайную Доктрину». Ниже мы приводим несколько выдержек из другой части брошюры.
Роберт Боуэн записывает:
На прошлой неделе Е. П. Блаватская рассказывала особенно интересные вещи о «Тайной Доктрине». Я как смог постарался разобрать свои записи и переписать их, покуда всё это ещё свежо в моей памяти. И она сама сказала, что это может оказаться полезным для кого-нибудь лет через 30 или 40.
Во-первых, «Тайная Доктрина»… содержит, по её словам, ровно столько знаний, сколько мир способен принять в текущем веке. Это утверждение вызвало вопросы, на которые она ответила следующим образом:
«Мир» обозначает Человека, живущего в Субъективной природе. Этот самый «Мир» найдёт в двух томах ТД всё, что его сознание может воспринять, но не более того. Однако это не значит, что Ученик, живущий вне «Мира», не сможет обнаружить в книге нечто большее, чем там способен отыскать «Мир». В каждой форме, какой бы грубо обработанной она ни была, запечатлён образ «творца». Так же и литературный труд: даже самое запутанное сочинение хранит в себе отображение знаний автора. Из этого утверждения я могу заключить, что ТД содержит всё, что знала сама Е. П. Блаватская, и даже куда больше, если вспомнить, что первоисточником этого сочинения являлись люди, обладавшие намного более обширными знаниями, чем она. Более того, она недвусмысленно намекает на то, что некоторые могут обнаружить в ТД знания, которыми она сама не владеет. Признаться, мысль о том, что лично я могу найти в словах Блаватской знание, которого даже она не сознаёт, оказалась воодушевляющей. Она достаточно долго рассуждала об этой идее. После этого Х сказал: «Похоже, Е. П. Блаватская теряет хватку», подразумевая, как мне кажется, уверенность в её собственных знаниях. Однако Y и Z, как и Ваш покорный слуга, лучше понимаем, что она имела в виду. Она без тени сомнения говорит нам, что мы не должны цепляться ни за неё, ни за кого-либо другого, как за непререкаемый авторитет, а должны развиваться в собственных суждениях.
Более поздняя заметка: я оказался прав. Я рассказал ей о своём предположении, и она кивнула и улыбнулась. Её одобрительная улыбка дорогого сто́ит!..
Она сильно изменилась с тех пор, как я повстречал её двумя годами ранее. Просто чудо, как ей удаётся держаться при её тяжёлом заболевании. Любого, кто ничего не знает и ни во что не верит, Блаватская смогла бы убедить в том, что она есть нечто, обитающее за пределами тела и мозга. Я чувствую, особенно во время этих последних собраний: физически она стала так беспомощна, что учит нас, уже находясь в пределах другой, высшей сферы. Мы будто больше чувствуем и ЗНАЕМ, о чём она говорит, нежели слышим это своим физическим слухом. Прошлым вечером Х высказал похожую мысль.
Глава 15
Последние дни Е. П. Блаватской
Джордж Мид писал об этом периоде:
С переездом в новую штаб-квартиру многое изменилось. Оглядываясь назад, кажется, будто она готовила нас к тому, что может уйти в любую минуту… С тех пор, как она поехала в Брайтон в начале прошлого года, её физические страдания становились всё более нестерпимыми, и она уже не могла работать, как раньше. Но мы питали большие надежды на восстановление её привычного состояния здоровья. На Лэнсдаун-роуд она любила принимать гостей, и каждый вечер у неё бывали посетители. Но на Авеню-роуд она постепенно начала всё больше отстраняться, и зачастую не принимала вечером даже домашних, если только не приглашала их самостоятельно. Опять же, в последнее время она стала необычайно тихой и крайне редко проявляла свойственную ей энергию. Железная воля не изменила ей, а вот тело было совершенно вымотано, поскольку она работала за письменным столом даже тогда, когда ей надлежало находиться в постели, а то и в гробу
[981].
В письме к другу от 25 мая 1891 г. графиня Вахтмейстер выразила похожие чувства:
