Если бы не У. К. Джадж, теософия в Соединённых Штатах не занимала бы то положение, которое она занимает сейчас. Ведь именно он укреплял среди вас это движение и тысячью способов доказал свою преданность важнейшим задачам теософии и Общества.
На Теософской конвенции не следует чрезмерно предаваться взаимному восхищению, однако стоит воздать должное, когда это нужно. Посему я с радостью воспользуюсь возможностью открыто выразить устами моего друга и коллеги Анни Безант мою глубокую признательность вашему генеральному секретарю за его деятельность и публично от всей души поблагодарить его во имя теософии за тот благородный труд, который он уже проделал и продолжает осуществлять
[987].
С братским приветом,
Е. П. Блаватская ∴
В субботу 25 апреля Е. П. Блаватская слегла с гриппом, эпидемия которого разразилась в то время в Лондоне. В течение двух последующих недель она несколько раз говорила доктору Меннелю, что умирает, но никто из домашних не верил, поскольку раньше ей неоднократно удавалось обмануть смерть.
Е. П. Блаватская передала миссис Купер-Оукли своё «последнее послание» Обществу за два дня до смерти. В три часа ночи она вдруг устремила взгляд наверх и сказала: «Изабель, Изабель, не прерывай связь; не дай моему последнему воплощению стать провальным». (Журнал «Путь», июль, 1894 г.).
Говоря о «последнем» воплощении, она, очевидно, не имела в виду «окончательную» инкарнацию, поскольку это противоречило бы одному из основных утверждений «Голоса Безмолвия», сформулированному в краткой форме в «Обете Гуаньинь», буддистской богини милосердия:
Никогда я не буду искать и не приму единоличного спасения; никогда я не погружусь в вечный покой в одиночестве; но всегда и везде я буду стремиться к искуплению каждого создания во всём мире
[988].
Седьмого мая, за день до смерти, страдания Е. П. Блаватской резко усилились. Лора Купер, сестра Изабель Купер-Оукли, пишет:
Блаватской стало труднее дышать, и мы никак не могли найти для неё удобное положение; после множества безуспешных попыток её так и оставили сидеть в кресле, обложенную подушками. Из-за чудовищной усталости кашель почти прекратился…
Около четырёх утра [седьмого мая] наступило видимое облегчение, её пульс стал ровным и чётким. С этого момента и до моего ухода в семь часов всё было хорошо и спокойно. Моё место заняла сестра, а я отправилась передохнуть на пару часов, оставив доктору Меннелю записку с просьбой сообщить мне своё мнение о состоянии Елены Петровны, когда он зайдёт её проведать. Он зашёл ко мне чуть позже девяти, и его заключение было удовлетворительным; стимулирующее лекарство сработало, и пульс выровнялся; он не видел причин для беспокойства, посоветовал мне отдохнуть несколько часов и сказал сестре, что она может заниматься своими делами. Около 11:30 меня разбудил мистер Райт и велел срочно прийти, поскольку Е. П. Блаватской стало хуже, и сиделка опасается, что жить ей осталось считанные часы.
Внезапно наступило ещё более сильное ухудшение, и пытаясь смочить ей губы, я заметила, что милый сердцу взгляд уже затуманился, хотя она до последнего оставалась в полном сознании. При жизни у Елены Петровны была привычка шевелить одной ступнёй, когда она о чём-то напряжённо размышляла, и сейчас её нога находилась в непрестанном движении, пока она не прекратила дышать. Когда надежды на благоприятный исход не осталось, сиделка вышла из комнаты, оставив Ч. Ф. Райта, У. Р. Олда и меня с нашей обожаемой Е. П. Блаватской; первые двое стояли перед ней на коленях, причём каждый держал её за руку, а я находилась сбоку от неё, поддерживая её голову одной рукой; в таком положении мы провели долгие минуты. Блаватская ушла так тихо, что мы едва ли заметили точное время, когда она перестала дышать; комнату заполнило чувство глубокой умиротворённости…
[989]
* * *
В течение предшествовавшей недели в России, в доме родных Елены Петровны, тёти Нади и тёти Екатерины, творились странные вещи. 4 мая 1891 г. Надежда написала об этом Вере. Копия этого письма была отправлена Олькотту, который опубликовал его в «Теософисте» (апрель, 1893 г., с. 430–431):
Мне было предупреждение, но я не сразу поняла его. Помнишь то кольцо, которое она прислала мне из Индии? Простое, крупное кольцо с агатом; камень овальный, плоский, с желтоватым оттенком, почти прозрачный, с крошечной веточкой мха прямо по центру кристалла. Я носила его добрые двадцать лет, и камень никогда не менял цвет – он всегда был прозрачен, как стекло. Но вот уже около месяца [это письмо было датировано 4/16 мая 1891 г.], как я заметила, что он потемнел и утратил яркость. В конце концов он стал угольно чёрным, так что даже побега мха не видать. Я и подумать не могла, что кварц может так сильно потемнеть. Я его и мыла, и чистила, и тёрла, да только всё без толку. Камень оставался чёрным до самой смерти Елены, затем начал светлеть и через несколько дней снова стал прозрачным…
В Светлый понедельник мы услышали в самой середине обеденного стола такой громкий стук, что все прямо подпрыгнули на своих местах. В то время она ещё была жива; но во все последующие дни мы днём и ночью слышали странные шумы, похожие на звук разбитого стекла, щелчки или удары по мебели. Когда я получила от графини Вахтмейстер письмо о том, что дело плохо, её (Елены) уже не было в живых, но мы об этом не знали. Я как раз читала его в гостиной моей сестре (мадам Витте), которая, прослушав это письмо, сказала: «Уверена, она поправится». И в тот же самый миг раздался грохот; мы вскочили в испуге и побежали посмотреть, что случилось, поскольку звук, исходивший из угла комнаты, был такой, будто стена развалилась на кусочки. Затем мы подумали, что, вероятно, обеденный стол вместе со всей посудой из стекла и фарфора разбился вдребезги. Вовсе нет: всё было цело и невредимо. После того, как пришло письмо Веры и твоя телеграмма, все звуки прекратились.
Доктор Франц Гартман рассказывает о схожем случае, когда один мужчина умер вдали от дома. Звуки, которые слышала его семья, были такими громкими, что переполошили всех соседей. Гартман отмечает: «Это могло быть вызвано интенсивными мысленными формами умирающего. Физическое тело является хранилищем огромного количества энергии, которая высвобождается во время смерти, и вполне способна производить такие звуки. Парацельс утверждает, что они исходят от Эвеструма или астрального тела».
Но когда Е. П. Блаватская умерла, были слышны и прекрасные звуки, как Вера позже узнала от Нади: «Несколько раз за ночь и один раз в дневное время… орган, который стоял рядом с её большим портретом, внезапно начинал играть. Он был закрыт, и никто к нему не прикасался. Также без какой-либо причины звенели колокольчики»
[990].
