После выздоровления Блаватской доктор списал появление чёрной руки на плохое освещение в комнате и дрожащее пламя свечей, что на долгие месяцы стало поводом для смеха у жителей села.
* * *
Вера продолжает: «Весной 1860 г. обе сестры покинули Ругодево и отправились на Кавказ навестить бабушку с дедушкой. За время трёхнедельного путешествия из Москвы в Тифлис произошло немало странных явлений». Однако, по её словам, самое загадочное из них случилось «в Задонске… центре паломничества, где хранятся мощи святого Тихона». Тем не менее описание случившегося не вошло в «Правду о Е. П. Блаватской», поскольку русский цензор запретил публиковать этот отрывок. К счастью, он сохранился в оригинальной рукописи Веры и вошёл в биографию Синнетта. Вот что исключил цензор:
Мы остановились передохнуть в Задонске, и я уговорила свою ленивую сестру сходить со мной в церковь на богослужение. Мы узнали, что в тот день богослужение возле упомянутых мощей должен был проводить митрополит киевский Исидор, известный своей просвещённостью, с которым мы обе были хорошо знакомы со времён нашего детства в Тифлисе, где он был… духовным наставником всех архиепископов и глав церкви в Грузии. Во время службы почтенный старец узнал нас, и сразу же отправил к нам монаха с приглашением навестить его в доме архиепископа. Он принял нас крайне благосклонно. Но только мы заняли свои места в гостиной Святого митрополита, как ужасный гам, шорох и громкий стук раздался во всех мыслимых направлениях с силой, непривычной даже нам самим: каждый предмет мебели в обширной приёмной скрипел и стучал – от огромной люстры под потолком, каждая хрустальная подвеска которой, казалось, начала двигаться сама по себе, до стола, на который опирался локтями сам его Святейшество.
Стоит ли рассказывать, какой сконфуженный и поражённый вид у нас был – хотя, по правде говоря, выражение лица моей непочтительной сестры было более весёлым, чем мне бы того хотелось. Митрополит Исидор сразу же заметил наше смущение и понял со свойственной ему проницательностью его истинную причину. Он прочёл немало историй о так называемых «спиритических» явлениях, и, увидев огромное кресло, медленно скользящее к нему, рассмеялся и проявил живой интерес к этому феномену.
Выяснив, какая из сестёр «обладала такой странной силой», митрополит попросил у Е. П. Блаватской разрешения задать серьёзный вопрос её «невидимкам». Полученный ответ оказался настолько уместным, что он не прекращал беседовать с ними несколько часов кряду, по словам Веры, «непрестанно выражая глубокое изумление их всезнанием»
[213].
Исидор благословил мою сестру и дал ей несколько наставлений касательно её исключительного дара, сказав бесценные, памятные слова, которые навсегда остались в её памяти как мудрость просветлённого православного священника. Он сказал: «Нет силы, которая исходила бы не от Бога! Не стоит бояться своей силы, если только не используешь её во вред. Разве в природе мало необъяснимых сил? Людям не запрещается учиться владеть ими. Со временем все они будут освоены и использованы во благо человечества. Да благословит тебя Господь на все деяния твои, добрые и благие»
[214].
Глава 4
Возвращение на Кавказ
Прибыв весной в Тифлис, Е. П. Блаватская целый год прожила у Фадеевых. Но ей недолго удалось побыть с любимой бабушкой, поскольку в августе старая барыня покинула этот мир.
Так описывает жизнь в имении Фадеевых их частый гость, генерал П. С. Николаев:
Они жили в древнем особняке князя Чавчавадзе, один вид которого носил отпечаток исключительности, навевая мысли об эпохе Екатерины Великой. Длинная, слабо освещённая передняя, увешанная портретами семей Фадеевых и Долгоруких; затем гостиная со стенами, затканными гобеленами, подарком императрицы Екатерины князю Чавчавадзе; к ней примыкала комната Н. А. Фадеевой [Нади]. Эта комната, по сути, была незаурядным музеем и ценной библиотекой.
Отмена крепостного права никоим образом не повлияла на жизнь Фадеевых, чья многочисленная прислуга осталась с ними уже в качестве наёмных работников, и всё шло своим чередом, в комфорте и изобилии. Я любил бывать у них вечерами. В четверть одиннадцатого дедушка удалялся в свою комнату… ужин подавали в гостиной, плотно затворяли двери и заводили оживлённые беседы. Временами речь заходила о современной литературе или нерешённых проблемах жизни в России; в другие дни все слушали рассказы какого-нибудь путешественника или отчёт обожжённого солнцем офицера, только что вернувшегося с поля боя… или же рассказчиком становилась Радда-Бай (Елена Петровна Блаватская, внучка А. М. Фадеева), которая вспоминала о былой бурной жизни в Америке.
Порой разговор устремлялся в мистическое русло; Радда-Бай, по-видимому, вызывала невидимых сущностей: «Пламя свечей начинало трепетать, изображения на гобеленах, казалось, оживали, невольно становилось не по себе, а небо на востоке уже медленно светлело на фоне тёмной южной ночи»
[215].
На какое-то время Е. П. Блаватская отправилась в Зугдиди и Кутаис, после чего вернулась к деду и прожила с ним ещё год. Она зарабатывала на жизнь, участвуя в различных коммерческих предприятиях. Вера рассказывает, что её сестра «мастерски вышивала и создавала прекрасные искусственные цветы», добавив:
Чтобы продавать их, она открыла мастерскую, оказавшуюся весьма успешной. Позже она взялась за более широкую сферу торговли, поставляя за границу древесину орехового дерева, ради чего её пришлось перебраться в Мингрелию, на берег Чёрного моря…
[216] В Мингрелии она купила себе дом.
Её сверхъестественные силы всё это время вместо того, чтобы ослабнуть, крепли с каждым днём, и наконец она научилась подчинять своей воле все возможные явления. О ней говорили по всей стране. Суеверная гурийская и мингрельская знать вскоре начала считать её чародейкой, и люди потянулись к ней из самых дальних мест, чтобы получить от неё совет личного толка или исцелиться от болезней. Она уже давно перестала связываться с миром сверхъестественного с помощью стука и предпочитала отвечать людям устно или посредством автоматического письма, что было куда более быстрым и удобным способом
[217].
