Олькотт добился таких успехов в возрождении буддизма на Цейлоне и в Бирме, что в 1888 г. японский национальный комитет буддистских священников попросил его сделать то же самое в их стране и отправил в Индию посланника, чтобы он сопровождал Олькотта в поездке в Японию. В обращении к теософам посланник призвал Олькотта «вселить мужество в сердца нашего молодого поколения, чтобы доказать выпускникам наших колледжей и университетов, а также тем, кто получает образование в Америке или Европе, что западные науки небезупречны и не способны заменить религию, а могут лишь идти с ней рука об руку». При общем содействии девяти основных японских буддистских сект Олькотт провёл четырёхмесячную лекционную поездку по всей территории острова. Лекции вызвали такой интерес, что сразу же стали событием национального значения
[493].
Что же касается Индии, то 27 июня 1885 г. в присутствии семисот слушателей Олькотт выступил с торжественной речью по случаю третьей годовщины основания Бенгальского теософского общества, сравнив условия жизни в стране до и после прибытия теософов. Он напомнил о закрытых древних школах брахманов-гуру, о бесценных писаниях, «пылящихся на полках в ожидании покупателей… и в довершение картины национального упадка об обширном пантеоне индуистских богов, превратившемся в каменоломню со старыми каменными фигурами, безжизненными и бессмысленными, над которыми насмехались даже неоперившиеся юнцы в современных школах и колледжах… Разве так всё обстоит сейчас? Пройдитесь по стране, загляните в местные газеты и прочую современную литературу и ответьте… Старые книги находят покупателей, возникает потребность в новых изданиях, заново открываются школы санскрита… В индусах зарождается убеждение в том, что их праотцы обладали мудростью и добротой, а их родина была „колыбелью искусств и верований“»
[494].
Тот же год ознаменовался возникновением Индийского национального конгресса, который впоследствии под руководством Мохандаса Ганди стал доминирующей силой, ведущей Индию к историческому часу освобождения. «В самом начале, – рассказывал Ганди своему биографу Луи Фишеру, – главными членами конгресса были теософы»
[495]. Более того, один из них, Аллан О. Хьюм, был провозглашён Отцом Конгресса. В своей книге об индийском самоуправлении «Хинд Сварадж» Ганди пишет: «Как можем мы забыть то, о чём писал мистер Хьюм, как он побуждал нас к действию, сколько усилий приложил, чтобы мы стремились достичь целей Конгресса»
[496].
Вот что говорил Ганди своему биографу Луи Фишеру о теософии:
Теософия – это учение мадам Блаватской. Это индуизм в лучшем его проявлении. Теософия – Братство всех людей. Когда-то Джинна и другие мусульманские лидеры были членами Конгресса. Они ушли, задетые ощущением покровительства, выказываемого индуизму… Они не нашли братства людей среди индуистов. Они называют ислам Братством всех Людей, но на самом деле он является братством мусульман. Теософия – вот настоящее Братство всех Людей
[497].
Поскольку Теософское общество не участвовало в политической жизни, то любые действия теософов в Конгрессе рассматривались как деятельность частных лиц. Е. П. Блаватская пишет:
Этот примечательный политический орган был задуман некоторыми из наших англо-саксонских и индийских членов по образу и подобию Теософского общества и с первых дней находился под руководством наших соратников; самых влиятельных людей Индийской империи… Мы заставили воспрянуть дремлющий дух индуистов… и их новая жизнь нашла выход в создании Конгресса
[498].
Блаватская считала, что час освобождения Индии всё ещё далёк. В письме к Синнетту она заметила: «…Учитель сказал, что ещё не пробил час, когда вы, англичане, уйдёте. Он наступит лишь в следующем столетии, и произойдёт это так не скоро, что „к тому времени даже Денни успеет постареть“, как однажды сказал К.Х.»
[499]. Денни был сыном Синнетта, рождённым в 1868 г., в 1947 г., когда Индия обрела независимость, ему могло бы быть 79 лет, если бы он был жив.
Первая встреча Ганди с теософами произошла в 1889 г., когда он изучал юриспруденцию в Лондоне. До этого времени, как пишет профессор Джеймс Хант в книге «Ганди в Лондоне», его больше привлекала мода, чем перспектива стать юристом. Он страдал от «колониального менталитета, который вынудил его отвергнуть индийские традиции и принять западные ценности». За время, проведённое в Лондоне, он научился танцевать и интересовался западной музыкой, посещал уроки ораторского искусства, изучал французский
[500] и верил всем сердцем, что индусы должны быть похожими на англичан. «Именно теософия», – продолжает Хант, – «вдохновила Ганди на изучение культурного наследия своей родины. Такое же влияние она оказала на многих других индусов…»
[501]
В «Автобиографии» Ганди вспоминает, что «ближе к концу второго года моего пребывания в Англии я познакомился с двумя теософами, братьями…
[502] Мы разговаривали о „Гите“… Они предложили мне почитать её в оригинале вместе с ними. Мне было стыдно, ведь я не читал божественную поэму ни на санскрите, ни на гуджарати… Я начал читать „Гиту“ с ними»
[503]. Так «Бхагавад-Гита» стала самой важной книгой в его жизни
[504] и повлияла на все принятые им решения на долгом пути борьбы Индии за независимость от британского правления. Он утверждал, что свою философию «Ахимса» (непротивление, ненасилие) он позаимствовал из этого священного писания
[505].
