Утром 11 июня сего года мы находились в приёмной Теософского общества в Париже в доме № 46 по Рю Нотр-Дам де Шан, когда почтальон принёс туда письмо. Дверь комнаты, в которой мы сидели, была открыта, и мы хорошо видели коридор; слуга, поспешивший на звук дверного колокольчика, забрал письмо у почтальона и сразу принёс его нам, вручив мадам Желиховской [сестра Е. П. Блаватской, Вера]. Она бросила письмо на стол, за которым мы сидели. Письмо было адресовано одной даме, родственнице мадам Блаватской [тёте Наде], которая тоже была у неё в гостях, и пришло от другой родственницы из России [тёти Екатерины]. В комнате присутствовали мадам де Морсье, генеральный секретарь Sociе́tе́ Thе́osophique d’Orient et d’Occident, М. Соловьёв, известный писатель, сын выдающегося русского историка и атташе императорского двора, пол. Олькотт, мистер У. К. Джадж, Мохини, Бабу и ещё несколько человек. Мадам Блаватская также сидела за столом. Вдруг мадам Желиховская попросила Е. П. Блаватскую прочитать содержание письма до того, как оно будет распечатано…
В ответ на просьбу Е. П. Блаватская тут же взяла со стола запечатанное письмо и, приложив конверт ко лбу, начала читать то, что, как она утверждала, было в нём написано. Затем она записала предполагаемое содержимое письма на пустой странице одного из уже прочитанных писем, лежащих на столе. Поскольку сестра всё ещё подсмеивалась над ней и оспаривала её способности, Е. П. Блаватская пообещала дать всем присутствующим ещё более весомые доказательства того, что её психические силы могут действовать внутри запечатанного конверта. Отметив, что её имя упоминается в письме, она сказала, что через конверт подчеркнёт его красным карандашом. Она подчеркнула своё имя красным карандашом на старом письме (на котором уже было записано предполагаемое содержимое запечатанного письма) и, подписав его полным именем автора письма, нарисовала под ним символ из двух переплетающихся треугольников – «печать Соломона». Вера заметила, что автор [тётя Екатерина] навряд ли в письме к родственнице стала бы подписываться полным именем, и уж в этом-то она [Елена Петровна] наверняка заблуждается. «Тем не менее, – возразила Е. П. Блаватская, – я сделаю так, что эти две красные отметки появятся в запечатанном письме».
Затем она положила закрытое письмо рядом с открытым перед собой на столе и поместила на них свои ладони, сказав, что создаёт таким образом мост между ними, по которому будет двигаться поток психической энергии. С выражением предельной сосредоточенности на лице она оставалась неподвижной в течение нескольких секунд, а следом подтолкнула закрытое письмо к своей сестре и сказала: «Держи, дело сделано. Эксперимент удачно завершён»… Когда дама, которой было адресовано письмо, открыла его, выяснилось, что мадам Блаватская в самом деле в точности угадала его содержимое; что в нём упоминалось её имя; что оно было подчеркнуто красным, как и обещано; и под полной подписью автора письма был нарисован двойной треугольник.
Мы заметили ещё один интересный факт. Небольшой дефект в одном из треугольников, нарисованных мадам Блаватской, был в точности воспроизведён на листке запечатанного письма. [Ниже перечислены имена свидетелей.]
Вера спросила Олькотта о том, как Елене Петровне удалось перенести нарисованные ею линии на письмо в запечатанном конверте. Он ответил:
Чтобы проанализировать подобный феномен, нужно понимать, что одной из скрытых, неизвестных и неисследованных сил человека является способность притягивать, перемещать и двигать атомы. Таким образом в этом случае мадам Блаватская притянула атомы красного карандаша, не разрушая их, поглотила их силой своей нервной системы, пропустила их потоком сквозь своё тело, от правой руки до кончиков пальцев левой руки, затем заставила их пройти через микроскопические отверстия, которые есть в любом листе бумаги, и закрепила их на местах, которые заранее наметила с помощью своей силы воли.
Это объяснение появилось в отчёте о парижских феноменах, отправленном Верой в одно русское периодическое издание и позже перепечатанном в журнале «Ребус». В том же источнике был опубликован ещё один рассказ о феноменах подобного характера.
Несколько дней назад мы сидели все вместе, когда вдруг один из нас, секретарь нашего Общества мистер Джадж, обнаружил среди своей почты письмо из Америки, которое он незамедлительно открыл. Первым, что привлекло его внимание, было не содержание письма, а тот факт, что некоторые слова были подчёркнуты красными чернилами, а по диагонали теми же чернилами было написано предложение, подписанное знакомым именем Учителя… В первую минуту я подумал, что сам автор письма из Нью-Йорка мог сделать это, но вскоре я переменил своё мнение.
Спустя пару дней мадам Блаватская выслушивала горькие жалобы своего юного гостя Бертрама Кейтли о том, что его мать настаивает на его возвращении домой в Ливерпуль или продолжении путешествия по континенту, предпринятого в оздоровительных целях. «Матушка ужасно боится, что я брошу всё и отправлюсь за Вами в Мадрас», – сказал он. Именно в этот момент в дверь позвонил почтальон, и среди других писем обнаружилось послание от миссис Кейтли её сыну. Он распечатал письмо без особой спешки, но вдруг лицо его покраснело, и на нём появилось выражение изумления и испуга. В письме слова его матери о необходимости почитать и слушаться родителей были подчёркнуты красными чернилами и подписаны знакомым именем…
Мадам де М.[орсье], секретарь Парижского отделения Общества… призналась мне, что своевременное послание Учителя, которое она нашла вместе с необычным конвертом, вложенным в другое постороннее письмо, предотвратило её самоубийство и сделало её преданным теософом
[630].
В более ранней статье, опубликованной в русском издании, Вера приводит диалог о феномене создания предметов с помощью психических способностей, который состоялся у неё с сестрой. Когда Вера выразила сомнение в реальности подобных феноменов, Елена Петровна ответила: «Ну и не верь. Такие пустяки мало меня беспокоят». Вера, которой приходилось содержать пятерых детей и выживать в сложных финансовых условиях, пишет:
Я сердито ответила, что это вовсе не пустяки. Что если она с лёгкостью создаёт золото и драгоценные камни, пусть обогатит меня. Моя сестра рассмеялась и сказала, что от такого колдовства всем будет только хуже. «Твоя и моя карма – быть бедными, и мы должны её нести. Попытавшись обогатить тебя или себя таким способом, я бы уничтожила нас обеих, не обязательно в этой жизни, но в грядущие века». На вопрос – «Почему же тогда ты преподнесла другим эти разрушительные дары, если они лишь вредят?» – она ответила, что ей было позволено делать все эти абсурдные вещи для того, чтобы убедить твердолобых материалистов – которые ничего не понимают, пока за них не расставишь точки над i – в том, что в человеке заключены огромные силы
[631].
