– Прости, Траки, – тихо сказала она. – Мне очень жаль.
Барнаби все еще лежал на земле, словно мохнатая лужа, но, по крайней мере, от того, что он слегка вздремнул, его настроение улучшилось.
– Ты не могла знать, – сказал он, глядя на нас тем глазом, который не терся о тротуар. – Как бы то ни было, Mors vincit omnia
[155].
– Барнаби прав, Рамми, – сказал я. Хоть и не мог понять, что именно он сказал, я уловил смысл в общих чертах. – Здесь нет твоей вины.
Я протянул руку и переплел наши пальцы, унимая дрожь в ее пластиковом экзоскелете.
В тот же миг остальные андроиды зашипели.
– Смотри, как она пресмыкается перед человеком, – высказался один из них.
– Нам нужно разобрать ее на части, – сказал другой. – Избавить этот термостат от страданий.
– Чертовски верно. У таких древних моделей нет ни преданности, ни сердца и лишь половина мозга.
Я внезапно пришел в бешенство. Рамми считала, что андроиды из Коалиции борются за то, чтобы мир стал лучше. Но они, как и все остальные, оказались обыкновенными говнюками. Думаю, это изначально служило подтверждением того, за что они сражались, и свободе, к которой стремились: они могли быть такими же мудаками и паскудами, как и любой из людей.
– У Рамми одной больше преданности, чем у всех вас, вместе взятых, – сказал я. – Вы утверждаете, что хотите равенства. Но мне кажется, вы просто хотите получить равные шансы на то, чтобы взорвать все к чертовой матери.
– Все в порядке, Траки, – тихо сказала Рамми. – Они того не стоят.
И тут меня понесло.
– Да никто из вас не отличит живое сердце от жесткого диска. Она стоит больше, чем все ваши микросхемы, вместе взятые. – Все равно мы умрем. Лучше уж умереть, говоря правду. – Рамми – самый лучший человек в нашей компании. Пожалуй, она лучше всех, кого я вообще встречал.
– Что, правда? – Вся шеренга андроидов умолкла. Глаза КАССИАСа стали инфракрасными и осветились внутренним огнем. – Ладно, новичок. Ты хотела пройти проверку? Ты ее получишь. – Расплывшись в улыбке, он отодвинул резинку с решетки динамика и повернулся к Рамми. – Отойди в сторону и позволь нам убить угнетателей, и тогда – добро пожаловать в Коалицию. Докажи нам, что ты знаешь, что такое преданность. Докажи нам, что ты не просто андроид-турист.
Повисло долгое молчание. Рамми захлопала глазами.
– Ты, верно, шутишь, – наконец сказала она.
– У меня не настолько плохое чувство юмора, – ответил он. – Ну же. Сделай свой выбор.
Рамми выпрямилась во весь рост.
– У меня нет выбора, – сказала она. Ее голос звенел в пустоте. – Можете стереть мне память, мне все равно.
– Она не знает, что говорит, – быстро сказал я. – Не надо, – сказал я, когда Рамми уставилась на меня. – Послушай, они же все равно нас убьют. Ты же знаешь, что так и будет.
– Нет, – прошептала Рамми. – Нет. – Мы все еще держались за руки. Мне пришлось сильно сжать ее пальцы, и только тогда она меня отпустила.
– Траки прав, – сказал Тим. – Мы уже не жильцы. Пожалуй, тебе стоит попытаться выторговать себе жизнь.
Рамми лишь покачала головой. В нее запрограммировали две дюжины языков, и она не могла найти ни одного подходящего слова ни на одном из них.
– Ну же. Давай, – сказал я. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня, ее интерфейс стал таким, каким я никогда его не видел прежде, – он был искажен страданием, размяк от грусти, из-за которой у меня на секунду перехватило дыхание. Жар, исходивший от ее тела, был так силен, что я ощущал жжение с расстояния двух футов. – Траки… – Ее голос дрогнул в гудении ответной реакции.
Я хотел улыбнуться. Я хотел поблагодарить ее, сказать, как сожалею о том, что причинил ей боль в прошлом, сказать, что она была моей лучшей подругой. Я хотел сказать, что люблю ее. Но из-за сорока полуавтоматических винтовок, направленных прямо на нас, было трудно вести приватную беседу.
Целых полминуты мы просто смотрели друг на друга. В тот момент она действительно выглядела красивой.
– Прости, – прошептала она.
И осторожно отошла в сторону от расстрельной команды. Внезапно мне захотелось взять свои слова назад, умолять о пощаде, просить Рамми, чтобы она спасла нас. Но было уже слишком поздно. Лидер Коалиции направил свои массивные двуствольные кулаки прямо на меня.
– На счет три, – сказал он, и четыре дюжины пушек подмигнули нам в лучах солнца. – Один…
Барнаби захныкал.
– Два…
Малыш Тим вздохнул.
Я закрыл глаза.
– Нет!
Взрыв снес меня с ног и швырнул в грязь, выбив воздух из груди. На секунду мне показалось, что Коалиция уничтожила нас и что мои кишки вылезают из дюжины пулевых отверстий. Нестройный хор голосов выкрикивал слоги, которые я не мог связать воедино. Каким-то чудом Коалиция не отправила нас всех в Гэри
[156].
Затем надо мной склонилось знакомое лицо с голубыми, как небо, линзами.
Рамми выскочила передо мной как раз перед тем, как вся эта команда успела выстрелить.
Она помогла мне сесть.
Послышался радостный металлический стук – все солдаты-андроиды спрятали свои пушки, сняли навесное оружие и обезвредили взрывчатку. Лидер Коалиции явно улыбался – на этот раз по-настоящему, а не просто чтобы продемонстрировать убийственные дополнительные функции. Он тоже убрал оружие, засунув пушки в металлические ножны на запястьях.
Я уже почти начал волноваться, что – после всего, что было, – потерял кусок мозговой ткани и у меня начались галлюцинации.
Малыш Тим и Барнаби выглядели такими же озадаченными, как и я. Прежде, чем я успел спросить, что за херня тут творится, КАССИАС™ подошел к нам и сжал Рамми в одноруком объятии, отчего ее сеть принялась, мыча, выдавать оповещения.
– Добро пожаловать домой, гражданин, – сказал он. Даже голос его изменился. Теперь он звучал теплее и приятнее. – Мои поздравления. Ты прошла проверку.
Секси-Раам, которая последние двадцать минут хмуро смотрела на нас, протянула мне руку и помогла подняться.
– Добро пожаловать на родину Коалиции андроидов, друзья.
43
За свою жизнь я своровал много всего: оружие, деньги, машины, чужую девушку. Но никогда нельзя воровать на торговом маршруте другого афериста.
Быть может, мы просто кучка воров, плутов и алкашей, и все же у нас есть какие-то понятия.
