Нам пришлось двигать копытами – в буквальном смысле слова в случае Барнаби, – чтобы не поднять тревогу, а это значило, что мы бросим еще одну часть полезного груза: монеты, имевшие покупательную способность на Свободных Территориях, были слишком тяжелыми, чтобы их можно было унести, то же самое касалось Советских денежных знаков
[159] большого номинала. Однако я загрузил в свой рюкзак всю зелень, которую только мог там уместить. Хотя некоторые районы Сан-Франциско не пострадали в ходе Большого трындеца, сорок лет и сотни подземных толчков спустя для восстановления города было мало что сделано, и груды гниющих отходов образовали новые холмы из гипсокартона и пластика.
Мы устроились на ночлег в одном из старых фронтовых окопов, отогревали руки у мощного обогревателя, который медленно отдавал свое тепло вместе с канцерогенами: костер сделал бы нас легкой добычей для охранников, сидящих в своих высоких башнях на территории НДС и высматривающих любые признаки беспокойства. Нам сказали, что лучшее время для перехода – между двумя и тремя часами ночи, во время пересменки. Тогда, возможно, нам повезет, и мы прокрадемся через поле.
Но могло и не повезти.
Оставалось только ждать. Я был в ужасном настроении, сидел скрючившись, весь согнулся, будто попускающийся Попрыгунчик.
Я загрузил Дорогу из желтого кирпича, но Джаред и Аннали все еще не ответили. По всей вероятности, мое послание сгинуло где-то в денверских пустошах, сбитое в воздухе картелем.
У меня появилось новое всплывающее уведомление от Эвалин – красный, как сигнал светофора, поплавок пометил его как срочное – но прежде чем я успел его прочитать, голос Тима достиг моего уха и разрушил эффект виртуальной реальности.
– Тебе бы надо что-нибудь поесть, – сказал он, и я, сняв визор, увидел, что он выгружает из своего рюкзака Готовые обеды™. Он встряхнул один, чтобы усилить действие химических ароматизаторов. – Ты должен поддерживать свои силы.
– Я не голоден, – сказал я, и он пожал плечами. Он разорвал упаковку ногтем большого пальца, и шипение ароматного пара вызвало стремительный взрыв воспоминаний. Я вспомнил, как Билли Лу пытался научить меня уравнениям, когда мама задерживалась на работе, таким простым примерам, как a + b = 7, и то, как он все время пытался заставить меня увидеть внутреннюю красоту этого уравнения.
«Значение одного зависит от значения другого, – говорил он. – Простой вопрос дает бесконечное число ответов. Как видишь, даже в математике все взаимосвязано».
– Должен сказать, что бывали моменты, когда я не смел надеяться, что мы заберемся так далеко, – сказал Малыш Тим. – Один или два этапа нашего пути были совсем голяк. – Он начал есть, беря еду пальцами и бросая твердые кусочки через плечо.
– Да, но пока что рановато вести подсчет удачным поездкам. – Я отвернулся, стараясь не обращать внимания на хруст его челюстей.
– По ту сторону от этих башен будет настоящий разгром, – сказал он. – Если тот тип, который дал мне зацепку, сказал правду насчет банка семян, наверняка найдется много других аферистов, которые попытаются его заполучить. Не говоря уже о том, сколько боевиков НДС поставили охранять этот пирог. Мне придется действовать быстро и по-умному.
– Тогда уж лучше сразу сдавайся, – сказал я. Ничего не мог с собой поделать. Рамми ушла. От пустынной прохлады мои яйца липли к телу.
Тим облизал пальцы и искоса посмотрел на меня.
– Ты какой-то дерганый, – заметил он. – Ты что, нервничаешь?
– О нет. Нисколечко. Полагаю, что сторожевые башни и снайперские прицелы тут просто для украшения.
Тим нахмурился.
– Похоже, что нет, – сказал он после паузы. – И все же не стоит волноваться о том, что может случиться в дороге.
– В этом-то все и дело, Тим, – сказал я. А затем, едва он выплюнул кусочек расплавленного пластика, я добавил: – Забудь об этом. Я не знаю, почему вообще пытаюсь с тобой разговаривать. Большую часть времени ты несешь какую-то бессмыслицу.
– А, так значит, теперь ты пытаешься говорить со мной о смысле? Пытаешься вырвать из пугала соломинку? – Тим посмотрел на меня своими большими золотыми глазами. У меня было такое ощущение, будто он надо мной насмехается, будто за этим пустым взглядом тупицы кроется кто-то действительно умный. – Да ты же ищешь опоссума вверх тормашками, друг мой. И так ты его не найдешь.
– Видишь? Видишь? Какого еще нахер опоссума? Почему ты никогда не можешь говорить нормально? – Барнаби пускал слюни мне на бедро, бормоча сквозь сон. Я оттолкнул его, он проснулся и уставился на меня. – Или эту штуку тоже вырезали из твоего мозга?
Это стерло улыбку с лица Тима. И я внезапно почувствовал себя отвратительно.
Прежде, чем я успел извиниться, он подался вперед и так сжал мою рубашку в своем гигантском кулаке, что чуть было не свернул мне шею. Он прижал меня так близко к себе, что мы едва не столкнулись носами.
– Хочешь поговорить по душам? Что ж, ладно, Траки. Я поговорю с тобой по душам. – Тон его голоса изменился и стал таким, каким я его никогда не слышал. Он стал очень низким и в то же время более пронзительным, будто в одно мгновение Тим отбросил всю свою низинно-кайманцевскую протяжность. – Ты ходишь и ноешь, как ободранная белка, о том, какой в этом смысл, что все это значит, зачем мне это надо, почему я? Ну так вот же он, пацан. Смысл. Он прямо перед тобой.
Мы были в паре дюймов друг от друга. Его глаза были огромными, яркими, с прожилками вен и напоминали желтую луну, омываемую канцерогенными ветрами. Его дыхание обдало меня теплом с запахом имитации животного. Время остановилось. Там были лишь я и Тим. Капли пота, выступавшие на наших лбах, скатывались, отмечая проносившиеся секунды жизни.
– Хочешь, дам тебе совет? Что ж, я тридцать долбаных лет занимаюсь аферистским промыслом на этом самом континенте, видел каждый уголок и каждую карстовую воронку, каждую кучу мусора и пустошь, познал тысячу женщин из тех, к кому склонял голову в приветствии, в меня стреляли, меня резали, запирали, избивали, оставляли умирать. Но я еще жив. И вот что я тебе скажу: если это выглядит как Курица™ и пахнет как Курица™, то это и есть Курица™. Подтирай задницу спереди назад и никогда не пей воду в Мексике. Изредка напивайся, всегда будь готов поддержать своих товарищей в драке. Научись сидеть, смотреть и ничего не делать. Никогда не занимай денег у тех, кому не хочешь быть должен. Если когда-нибудь наткнешься на персик – настоящий, выросший на дереве, на солнце, на свежем воздухе, – съешь его. Если тебя когда-нибудь арестуют и бросят в тюрьму, не роняй мыло. Не смотри вниз. Смотри вверх. Вот тебе еще один совет: если хорошенькая девушка пригласит тебя на танец, ты скажешь ей «да». Мне насрать, что там вообще в мире творится, пусть даже кто-то сбрасывает атомную бомбу или пытается отрезать тебе яйца: у тебя найдется время, чтобы станцевать медляк с хорошенькой девушкой. И вот что самое главное… – однако он не успел закончить. В этот самый момент где-то вдалеке, в ночи, послышалась автоматная очередь, и Тим отпустил меня. Мы оба замерли, прислушиваясь. Что-то яркое промелькнуло над нашими головами – я решил было, что это ракета, однако оно двигалось бесшумно. А затем, одну, две, три секунды спустя, раздался грохот, земля в милях отсюда фонтаном взмыла ввысь, и нас аж затрясло в наших укрытиях, а головы накрыл крошечный оползень. В окоп хлынул поток грунтовых вод, который достал нам до щиколоток.
