– Будем надеяться, – ответил я. – Но порой мне кажется, что благороднее было бы с ним покончить.
Барнаби презрительно посмотрел на меня.
– Мир всегда двигался к своему концу, Траки, – сказал он. – До сих пор, как ты мог заметить, ему не удавалось финишировать. Вполне возможно, что истекающий кровью мужчина находится в нескольких минутах от смерти, но не исключено, что он всего лишь порезался во время бритья. Нельзя просто подойти и пристрелить его.
Это было справедливое замечание. Поэтому я снова переключил свое внимание на «Путеводитель афериста» и, должно быть, прочитал каждое слово по сто раз, пытаясь выжать из текста свежую идею:
…кольцо охраны вокруг базы тугое, как анус Раама, и на то есть веская причина. Лаборатории «Наутилуса» отвечают за некоторые из наиболее важных серийных образцов военной техники для вооруженных сил НДС, включая смертоносные дроны SR-42 и «Скрытный разрушитель».
Предположительно, на нулевом уровне есть все продукты питания, пресная вода, электроэнергия и технологии, необходимые для восстановления цивилизации после СМУ (ситуации массового уничтожения). Речь идет о жидкостях для розжига и аккумуляторах, запасах пресной воды на пятьсот лет, таблетках, нейтрализующих воздействие радиации, и даже – по слухам – о саженцах, настоящих саженцах каждого из дикорастущих съедобных растений, бобовых и фруктов на Земле…
Я коротко вскрикнул. Барнаби поднял голову, чтобы посмотреть на меня.
– Что такое? – спросил он. – В чем дело?
Я почувствовал, что заливаюсь румянцем. Если я ошибался насчет Тима… если мы бросили его в том окопе с русскими, идущими в наступление…
На секунду я даже ухватился за мысль, что это мозг Барнаби был подключен к серверу. Но это же безумие. Рафикова пожертвовала ткани своего мозга задолго до того, как ее МыслеЧип появился на рынке. Кроме того, президент Бернхем, без сомнения, тщательно обдумал такую возможность и тоже ее отверг.
Должно быть, это Тим сливал информацию Рафиковой, пусть даже он лишь одолжил ей свой мозг, чтобы она пристроила туда сервер.
Прежде чем я успел вернуться к чтению, Барнаби боднул меня, захлопнув книгу, и встал ко мне лицом.
– Послушай меня, Траки. У меня к тебе просьба. Сделай одолжение, ладно? – Его дыхание было учащенным и судорожным. Его глаза были огромными. Желтыми, как мне всегда казалось, но вблизи я увидел золотистые и коричневые спицы цвета Меда™, вращающиеся вокруг боковых радужек. – Я не хочу попасть в мусоросжигательные печи. Мне никогда не нравилась сама идея того, что меня сожгут. Мне даже солнце не нравится. Я очень заботился о своей коже все эти годы, и поэтому мои веснушки почти незаметны…
– Ладно, – сказал я, но он, казалось, почти меня не слышал. – Ладно, я тебе обещаю. Никаких мусоросжигательных печей.
Его борода так дрожала, словно за нее дергала какая-то невидимая рука.
– Я всегда хотел быть похороненным рядом со свалкой… как думаешь, ты сможешь мне это устроить, Траки? В крайнем случае, сгодится и мусорный бак. Но только большой, ладно? Найди что-нибудь с видом на небо.
Именно тогда мне показалось, будто я умираю. Я не был героем. Я не подходил для этой работы. Я сказал об этом Бернхему еще в его кабинете – он выбрал для этой работы не того парня.
– Послушай, – сказал я Барнаби. – Если ты хочешь отказаться, я не стану тебя винить, ладно?
Он уставился на меня, тяжело дыша, как будто заподозрил какой-то подвох.
– Я устал, – продолжал я, – и собираюсь ненадолго закрыть глаза. Если я проснусь и ты уйдешь, я пойму. Я хочу, чтобы ты знал.
Барнаби долго смотрел на меня.
– А как же война? А как же Рафикова и ее армия? А как же благородная цель?
Мне казалось, будто моя грудь раскололась надвое.
– К черту, – сказал я. – Ты простой козел. Ты этого не заслуживаешь.
Мое отражение в его глазах превратилось в размытое пятно.
– А как же ты, Траки? Чего заслуживаешь ты?
Я подумал о своей матери, сожженной прежде, чем я успел увидеть ее тело, которое выбросили на крохотный участок под зеленым небом.
– Теперь это уже не имеет значения, – сказал я.
Я сделал себе одеяло из старого тента и подушку из старого пурина, все еще наполовину заполненного мочой. Не знаю, как долго я спал и спал ли вообще, или же на меня нахлынули тошнотворные воспоминания: о маме, указывающей на звезды, обгрызенных пальцах Билли Лу, вслепую топчущихся вокруг математического уравнения, о химическом взрыве и о том, как Эвалин говорила, что мы все это уже проходили, снова и снова, пока меня не разбудило виденье армии Рафиковой, состоящей из подключенных к сети тюфяков.
* * *
За обедом мы порылись в мусоре в том же переулке, осмотрели старую ночлежку бездомных, в которой до сих пор пылился в спальном мешке чей-то скелет. Трудно сказать, что именно его убило, но, судя по куче таблеток и пустых шприцов, все еще валяющихся вокруг, я предположил, что это был один из первых вирусов супергриппа.
Я сделал глубокий вдох, схватил его за глазницы и потянул. Скелет остался почти нетронутым, когда я вытащил его из спального мешка, однако, запустив руку внутрь, чтобы ощупать мешок, я наткнулся на несколько потерянных пальцев ног.
Барнаби заблеял и быстро отступил назад.
– На улице не так много мест, где можно спрятать барахло, – сказал я. В дырку в подкладке были засунуты четыре смятых пакета Сыра™ прямиком из Кранч Юнайтед, очевидно, с черного рынка. Хороший источник белка и заряд энергии, плюс порция кофеина для бодрости.
Барнаби лишь покачал головой.
– А ты говоришь, это я животное. – Когда я разорвал первую пачку и высыпал порошок прямо на язык, он посмотрел на меня сверху вниз, и надо сказать, у него это неплохо получалось. – Знаешь, тебе не следует это есть.
– У меня нет другого выбора.
Он фыркнул, как будто это было небольшое уточнение.
– Я серьезно. Это же настоящая катастрофа для твоих зубов.
Я разорвал второй пакет.
– Извини. Я не уверен, что мне нужны консультации по вопросам питания от парня, который ест кожаные ботинки и резиновые шины.
– Вот именно. И мой прикус все еще безупречен. – Он оскалил зубы, чтобы это доказать. – В Белом сыре™ полным-полно ацетата. Он сохраняет вкус, но вызывает кариес. Мне это рассказал твой друг Билли Лу.
Я не хотел думать о Билли Лу и вытряхнул еще немного порошка себе в рот. Вторая пачка была старой и начинала разлагаться, но из-за всего этого хруста горечи почти не чувствовалось.
– В Белом cыре™ нет никакого ацетата, – заявил я.
– Ну конечно, есть. Это же самый важный ингредиент.
– Говорю тебе, ты ошибаешься. – Если и было что-то, в чем я разбирался, так это в чертовом Сыре™. – Не забывай, я работал на конвейере два с половиной года. Я был оператором ручного управления и видел, как все ингредиенты смешиваются вместе. Нет там ацетата.
