Комнатушка без окон была уставлена мертвыми деревьями редких пород, порубленными на грузную мебель с толстыми ножками и тоненько нарезанными на бумажные книжки, которые, держу пари, никто никогда не читал.
Полки были забиты старыми медицинскими приборами и образчиками революционных технологий: вскрытая голова прототипа секс-куклы Раам, лишенная волос, тупо смотрела на меня, обнажив внутричерепную проводку.
– Что вы мне вкололи? – Показалось, что мои запястья были привязаны к стулу, пусть даже я не видел никаких креплений. Взглянув на свои ноги, я убедился, что они все еще на месте.
– Целую дозу тетразабензаминоида-55, – небрежно ответил он. – Снотворное. В достаточно больших дозах это смертельное паралитическое вещество. Кроме того, сказать правду, это секретный ингредиент нашей самой популярной продукции – Бекона с хлебными крошками и шестью сырами Мак-и-Бабах™.
Я должен был догадаться. Я годами уминал целые коробки Бекона только для того, чтобы пару часов спустя очнуться на диване с засохшими слюнями, покрывающими мою щеку и обивку. Какая-то пищевая кома.
– Неудивительно, что русские ненавидят Федеральную Корпорацию, – сказал я. – Вы уже много лет вмешиваетесь в дела картеля.
– Целую вечность, – поправил он меня, а затем пожал плечами. – Еда – тоже наркотик. Мы всегда это знали.
– Так вот зачем вам был нужен «Прыг-Скок»? Чтобы кормить людей?
Если он и удивился, что я разгадал всю его схему, то не подал виду, не считая легкого спазма, заставившего его сжать руки в кулаки.
– Да, конечно, – сказал он. – Мы собираемся нашпиговать их Едой по самые гланды.
– Мы? Вы имеете в виду своих приятелей из Совета директоров?
Это заставило его рассмеяться. От таких звуков у меня по спине побежали мурашки – у него была странная интонация, которая напомнила мне о Смешливом гриппе и о звуках, которые издавали умирающие, перед тем как кровавая рвота заглушала щекотание у них в горле.
– Совет директоров, – сказал он, – кучка надутых некомпетентных бюрократов. Это показушный аквариум c водоплавающими спермобаками, бесхребетными слизняками и рыбами-каплями, лишенными члена.
– Что ж, хоть в чем-то наши мнения совпадают.
– Только один человек оказался достаточно смелым, чтобы мне помогать. Только один человек всегда готов прийти мне на помощь.
Похоже, это был сигнал. Дверь позади меня отворилась. Я попытался повернуть голову, но не смог рассмотреть ничего дальше собственного плеча.
На него легла чья-то рука, и, так как я не чувствовал ее веса, сперва я решил, было, что это гигантская сморщенная шкурка, сброшенная каким-то насекомым. Но затем я окинул взглядом эту руку по всей ее длине, проследил за ней до запястья, потом до груди, соединявшейся с этой рукой, и прошел еще дальше, пока предо мной не предстала цельная картина, облик человека, связывающий все это воедино.
Должно быть, Альберт Коуэлл не был поклонником химической пересадки и силиконовых криоаппликаций: он так явно выставлял напоказ свой возраст, что, признаться, мне доводилось видеть нечто подобное лишь пару раз в жизни. Тем не менее его осанка была идеальной, и двигался он легко и беззвучно, когда обходил гигантский каменный бюст своего молодого «я»; бюст был единственной вещью в комнате, которую можно было бы назвать произведением искусства. Проходя мимо Бернхема, он сделал одну забавную вещь: поднял руку и положил ее не на плечо или руку Бернхема, а на его щеку.
Самое странное, что я уже видел этот жест раньше – именно этот жест. Он сошел прямиком с Мема-который-расколол-страну: сделанного на длиннофокусный объектив снимка первого президента Бернхема, где он прикасался к лицу Уитни Хеллер, пока та смотрела на него с прифотошопленным выражением обожания в глазах, в то время как толпа протестующих прорывалась через ворота Белого дома.
В моей голове вновь прозвучали слова Эвалин: «Как забавно… все это мы уже проходили».
– Должен тебе сказать, Траки, ты произвел на меня большое впечатление, – сказал Коуэлл. – После того как русские взорвали скоростной поезд, я был уверен, что мы доставим тебя сюда в фургоне со льдом. Так было бы быстрее, это уж точно.
– Гораздо быстрее, – подтвердил Бернхем. Мне приходилось отводить взгляд всякий раз, когда Коуэлл и Бернхем искоса смотрели друг на друга. Словно желали, чтобы их глазные яблоки стали языками, тогда они смогли бы обслюнявить друг другу лица. – Кстати говоря, ты обошелся Федеральной Корпорации почти в сорок тысяч кранчбаксов. Человекоподобный сплав™ стоит недешево.
Мне потребовалась минута, чтобы понять, что же он имеет в виду.
– Андроиды, – сказал я. – Те двое амбалов в Грэнби. Это вы их подослали.
Бернхем пожал плечами.
– Рафикова уже сделала тебя своей мишенью. Так что не было смысла оставлять тебя в живых. К сожалению, ты сам на это напрашивался. – Он сказал это таким тоном, словно ожидал извинений.
Я вспомнил свой сон, в котором Джаред объяснял правила какой-то новой атмосферной симуляции под названием «Предвестник»: смерть там выглядела совсем как он в реальной жизни – только вот вместо носа у него была миниатюрная черная дыра, а я не знал, как ему об этом сказать. И на секунду, проснувшись в поту, я не мог вспомнить, какая из версий моей жизни была реальной, а какая сном.
Именно так я себя и чувствовал в этот момент: как будто рушилось все, что я знал, но на этот раз объяснить правила игры было некому.
В этот момент оказалось, что я все еще чувствую свой мочевой пузырь, потому что мне ужасно хотелось обоссать свои чертовы штаны.
– Зачем я здесь? – Я задавал себе тот же вопрос еще в кабинете Бернхема, но теперь знал, что его ответ был полной туфтой. – Вы хотели, чтобы я остался жив. А затем попытались меня убить. Вы сказали мне, что «Прыг-Скок» производят русские. Но вы производите его сами, а Рафикова лишь пытается вам помешать. Вы хотели восстановить часть ее мозга, но затем накачали меня наркотиками и позволили мозгу от вас ускользнуть.
– Мозгу? – Руки президента Бернхэма заерзали вокруг стула. – О, да это была всего лишь наша маленькая шутка. Нейронный трансплантат козла был получен от какого-то безымянного даймомана, который продавал органы один за другим ради наркотиков.
– Невозможно вырастить функциональный мозг из образца ткани, – сказал Коуэлл. – Даже крошки должны это знать. – Он прищурился, глядя на меня. В его глазах была какая-то странная муть, как будто зрачки были обращены внутрь. – У тебя есть все, что нам нужно, Траки. И это все благодаря твоему доброму другу мистеру Роупсу.
К моим пальцам стала возвращаться часть привычных ощущений. Но как только я попытался пошевелиться, ничего не вышло – я лишь задергался в конвульсиях.
– О чем это вы? – спросил я, в то время как президент Бернхем вовсю трахал взглядом Альберта Коуэлла.
– Ты знаешь историю о Троянском коне? – спросил мистер Коуэлл. Он был легок, как пух, когда двигался: даже не оставлял на ковре отпечатков своих ног.
