И охранник смог сделать идеальный выстрел.
– Нет! – Я закричал прежде, чем смог сдержаться. Я побежал к нему, размахивая руками, безоружный и даже не заботясь о себе. – Нет! Барнаби! Не надо! Не надо!
Он обернулся. Я прочел в его глазах нечто, похожее на страх, а затем гнев. И в ту же секунду охранник заметил меня и направил пистолет в мою сторону, и я увидел, как его тело содрогнулось от отдачи в тот момент, когда он нажал на спусковой крючок.
Одновременно с этим Барнаби прыгнул.
Он подпрыгнул высоко в воздух, и на секунду мне показалось, что он застыл там, пришпиленный к небу. Затем я увидел, как пуля попала в его тело, увидел, как его морда напряглась от боли, а рот открылся, как будто он хотел сказать: «О…». И он упал. И я закричал. Я кричал так громко, что не мог ничего расслышать. Ко мне что-то приближалось, проносясь над асфальтом, и я едва понял, что это пистолет, прежде чем он оказался в моей руке.
И прежде чем охранник успел прицелиться, я выстрелил в него раз, два, три, четыре… пять раз, отбросив его назад, и при этом я кричал так громко и яростно, что не мог видеть ничего перед собой.
Я держал Барнаби в своих объятиях и продолжал стрелять, хотя охранников нигде не было видно: они нашли укрытие или уползли умирать, но мне было на них плевать.
– Траки. – Глаза Барнаби были закрыты. Я чувствовал, как бьется его сердце, такое хрупкое и дикое. Я чувствовал, как его кровь просачивается мне на рубашку. – Ты не должен был этого делать.
– Теперь ты в порядке, – сказал я. – Ты в порядке. С тобой все будет хорошо.
Он вздохнул. Его теплое дыхание касалось моей руки.
– Я умираю, – сказал он и закашлялся, и кровь пузырями пошла у него из носа.
– Господи, Барнаби. – Мы добрались до тени самолета, я нырнул под защиту шасси и осторожно опустил его на землю. Мех уже слипся от крови, и, прижав руку к ране, чтобы остановить кровотечение, я почувствовал, как пульс его жизни утекает сквозь мои пальцы. – Они серьезно тебя ранили, но с тобой все будет хорошо. Мы вытащим тебя отсюда. – Я задыхался от соплей, стараясь не заплакать.
Барнаби закрыл глаза. Он довольно долго молчал, и я почувствовал, что его пульс начал прерываться.
– Барнаби, – сказал я, слегка встряхнув его. – Барнаби, не уходи. Ну же, Барнаби.
Он издал легкий вздох.
– Вот видишь? Не так уж я и боялся. Я не боялся умереть. Не сдрейфил в нужный момент.
– Ты не умрешь, дружище, – сказал я, но голос дрогнул, и я не смог сдержать слез. – Только не в мою смену.
Уши Барнаби дернулись. Он вновь замолчал.
– Я никогда не рассказывал тебе о том, как закончу свои мемуары, – сказал он наконец сонным голосом.
Я хотел снять рубашку, чтобы наложить жгут, но боялся убрать руку даже на мгновение. Всякий раз, когда я это делал, меня заливало кровью. Поэтому я остался там, закачивая кровь моего друга обратно в его тело, пытаясь не допустить остановки дыхания, пытаясь силой своих пальцев удержать его душу, его храбрую душу, в этом хрупком теле.
– Глава десятая, – сказал Барнаби, не открывая глаз. – В десятой главе все сходится воедино… – И тут он погрузился в молчание.
– Расскажи мне. – Он не ответил, и я поймал себя на мысли, что трясу его. – Расскажи мне, черт возьми!
Его веки дрогнули.
– Глава десятая… конечно, существует некоторая опасность чисто коммерческого прочтения, но я убежденный оптимист….
Его голос затихал. Я склонил голову к его шее.
– Пожалуйста, – сказал я. – Не уходи.
Он медленно открыл глаза, как будто ему это стоило больших усилий.
– Надежда, Траки. Это важнейший фактор. Недостающее звено. – Он закашлялся, свежая кровь запятнала зубы и хлынула из носа. Я вытер ее; теперь я не сдерживал слез и даже не потрудился их скрыть. – Как я скажу в десятой главе своих мемуаров: «До тех пор, пока есть небо над нами и есть земля под нами, есть ветер, что касается твоего лица, и сладость новенькой консервной банки, которую можно отведать, мы должны за это сражаться».
Внезапно его зрачки расширились, и все тело напряглось. Его голос, такой тихий и спокойный, внезапно перешел в крик:
– За это стоит бороться! За это стоит умереть! Стоит…
Судорога сотрясла все его тело, сжала его от морды до хвоста, и на долю секунды он этим словом поперхнулся; оно схватило и задушило его, и словно бы сломало что-то внутри. Из его горла вырвался странный звук, и с последним биением сердца Барнаби теплая кровь потекла между моими пальцами. А потом все прошло. Спазм отпустил его. Кровь замедлилась, и эхо последних слов разнеслось ветром где-то высоко над нами.
53
На дороге вас будет поджидать много опасностей. Много уродства, много трудностей. Вы встретите там торгашей, пройд, воров и крысолюдей; продавцов органов, работорговцев, поставщиков оружия, занюханных наркоманов. Вам встретятся городки, зараженные гриппом, и городки, охваченные голодом, городки, пострадавшие от пожара, и города-призраки. Если вы вообще встретите кого-нибудь из людей, половина из них попытается вас убить, а другая половина попытается забрать ваш бумажник.
Да, жизнь афериста полна мрачных пятен. Но есть и приятные моменты.
Просто нужно знать, где их искать.
(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)
Я положил тело Барнаби в тень мусорного контейнера. Подумал, что ему это понравится. Он всегда так хорошо отзывался о мусорных контейнерах. Я даже нашел консервную банку и пристроил между его передними ногами. Но я знал, что, куда бы он ни направился, у него будет столько времени, сколько он пожелает.
Я видел вдалеке, сквозь размытое пятно выхлопных газов, Службу безопасности, штурмом пробивающую себе путь ко взлетно-посадочной полосе. Пора было уходить.
Я бросился обратно к самолету, влетев по узкой винтовой лестнице в кабину пилотов. Но как только потянулся к двери, самолет пришел в движение. Я едва успел открыть дверь и запрыгнуть внутрь, как самолет отъехал от лестницы и швырнул меня лицом вниз прямо в промежность пилота.
– Знаешь, Траки, если я захочу, чтобы ты сделал мне минет, я просто пойду и спрошу тебя, – сказал Малыш Тим. Мои ноги все еще свисали из самолета, даже когда он набирал скорость, и целую секунду я отчаянно цеплялся за промежность Тима.
Наконец он протянул руку, схватил меня сзади за рубашку и втащил внутрь, сделав лихой разворот над взлетной полосой, пока мы мчались к бетонному периметру. Мне удалось ухватить и захлопнуть дверь до того, как ее оторвал бы набирающий силу ветер. Мы неслись по взлетно-посадочной полосе так быстро, что у меня застучали зубы.
Я ударился головой об окно и увидел, как срикошетили от одного из наших крыльев первые выстрелы. Мы попали в выбоину, и я вылетел из своего кресла, ударившись головой о потолок.
