– Временные затруднения, – пробормотал Малыш Тим. Пуля отскочила от левого крыла как раз в тот момент, когда мы попали в свою первую воздушную яму и снова рухнули на землю. – Какие планы бы ты ни строил, всегда найдется кто-то, кто попытается их разрушить. Ты не против вернуть мне мой пистолет?
Пистолет. Тим бросил его мне, чтобы я cмог защитить себя. Как только я вернул оружие, он высунулся из двери, чтобы сделать несколько выстрелов и сбросить солдат с нашего хвоста. Он даже не вспотел. Быть может, все дело было в том, как падал свет внутри кабины, но он выглядел по-другому. Он выглядел еще круче. Его улыбка исчезла, как и туман замешательства.
– Ты вернулся за мной, – сказал я. – Я оставил тебя, а ты вернулся.
Он едва взглянул на меня.
– Я пришел за тем, за чем пришел, – сказал он. – А ты был просто бонусом.
Я впервые обратил внимание на металлические ящики, грохочущие в грузовом отсеке: все они были герметично запечатаны, оборудованы терморегуляторами и снабжены надписями на языке, который я не мог прочесть: Clematis vitalba, Malus pumila, Daucus carota
[170]. Но это не имело значения. Я все равно догадался, что это такое.
– Семена, – сказал я. Едва мы рванули в небо, желудок скрутило, и я закричал с высоты, а пули продолжали стучать по нашим крыльям. – Ты нашел банк семян.
– Именно это я и сделал, друг мой. – Он даже говорил иначе. Все так же растягивал слова, а вот постоянные повторы, превращающие слова в бессмыслицу, исчезли. – Это мой самый большой улов. И это о чем-то говорит.
Какая-то мысль скреблась у меня глубоко в голове – безумная мысль, даже более безумная, чем гигантский мозг, плавающий в эмбриональной жидкости.
– Как ты попал внутрь комплекса?
– Пердежные туннели, – сказал он. Это объясняло вонь, исходившую от шерсти Барнаби. – В этом городе на много миль растянулась подземная вентиляция, которая перекачивает вонь от жилищ многочисленных затворников за океан. По ней не слишком приятно пробираться, но бывало и хуже. – Он усмехнулся. – Это придает новый смысл слову «газопровод», верно?
И вдруг я понял.
– Это был ты, – сказал я. Малыш Тим знал о банке семян. Малыш Тим мог цитировать прямо из книги. Должно быть, он был величайшим аферистом в мире. – Ты написал «Путеводитель афериста по Территориям Экс-США».
Он взглянул на меня краем глаза.
– Мой небольшой проект. Давно этим занимаюсь. Как я уже говорил, я обошел все уголки этого континента больше раз, чем ты нажимал на эту свою кнопку.
Я очень в этом сомневался, но не стоило ссориться из-за мелочей.
– Ты ведь не Соломенный человек, правда? – спросил я наконец. – Ты просто притворялся.
Он одарил меня небрежной улыбкой, которой я никогда раньше не видел.
– Сожалею об этом. Но казаться глупым порой полезно; ты даже не поверишь, насколько. К тому же, – добавил он другим тоном, – дамам это нравится. Видишь ли, они знают, что я ни с кем не стану их обсуждать.
Я смотрел на океан, пока он исчезал под нами, и вспоминал: свое видение, где я оторвался от Земли и увидел ее с огромного расстояния, как я хотел дотянуться до нее и удержать все вместе, как я пытался удержать Барнаби, чтобы не дать ему погибнуть. Солнце превратилось в кровавое пятно на поверхности океана. Звезды кружились в небе под нашими крыльями.
– Барнаби мертв, – сказал я. – Он умер из-за меня.
– Это был его выбор, – просто ответил Малыш Тим. И тогда я понял, что Барнаби сказал Тиму, как, по его мнению, он должен поступить.
– У меня есть компьютерный код Рафиковой, – сказал я. – Он у меня внутри. Она собирается выследить меня по нему.
Малыш Тим пожал плечами.
– Как я уже сказал, это временные затруднения. И нет смысла искать бурю прежде, чем буря найдет тебя.
Он был прав. Я еще не закончил с Рафиковой. Я еще не закончил с войной. Война только начиналась. Но, как однажды сказал мой хороший друг, философ и писатель, козел Барнаби: «До тех пор, пока есть небо над нами и есть земля под нами, и пока весь мир не начал трещать по швам, прогибаясь, словно хлипкий зонтик посреди урагана, пока действуют законы Вселенной и мы живем по этим законам, мы должны сражаться».
По крайней мере, мы должны попытаться.
Конечно, я перефразирую. Еще он что-то говорил о консервных банках.
Я не уверен насчет этого.
Малыш Тим протянул руку и ударил меня так, что все мое тело содрогнулось.
– Итак, Траки Уоллес. Куда теперь?
Я откинулся на спинку сиденья. Я наблюдал за вращением звезд, сияющих в темноте ночного неба, словно дивные грибные споры в густой грязи.
– Новый Лос-Анджелес, – сказал я. Если потороплюсь, я все еще смогу успеть отпраздновать День рождения Эвалин.
Возможно, всего лишь возможно, я доберусь туда вовремя, чтобы пригласить ее на танец.
ПРИЛОЖЕНИЕ А:
ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?
В середине 2040-х годов президент Содружества поручил исследователям из недавно сформированного военного отдела МТИ вывести стандартный набор идентификационных физических, поведенческих и психических характеристик, которые помогли бы отличить «естественных» людей от их искусственных аналогов, как технологических (андроиды), так и генетических (клоны). Он чувствовал, что это необходимо, для того чтобы вернуть логику и рациональность нарастающей панике, в которой все сильней преобладали истерия и насилие; новообразованное Содружество, где громче всего звучали голоса «рожденных» и которое обладало одними из самых передовых на континенте технологий создания андроидов и репликантов, было преисполнено решимости применить процесс научных исследований к щекотливому вопросу о том, как идентифицировать принадлежность к человеческому роду и ограничивать либо приостанавливать связанные с ней права.
Однако группа исследователей, созванная из таких разных областей, как генетика и нейронная философия, сразу же столкнулась с трудностями. Попытка обозначить минимальный процент «биологических» материалов, необходимый для определения индивидуальности, разумеется, изначально была трудноразрешимой задачей, учитывая существование как реплицированных людей (клонов), коих следовало исключить из этого определения, так и огромного процента женщин, одержимых силиконовой и пластиковой коррекцией внешности, особенно у Настоящих друзей© с севера (некоторые из них обладали меньшим соотношением биологического вещества, нежели их механические аналоги-андроиды).
Точно так же любая попытка с помощью законодательного регулирования подчеркнуть природу происхождения индивидуума была исключена; клонов регулярно вынашивали нанятые суррогатные матери, в то время как огромное число состоятельных индивидуумов все чаще предпочитало имплантировать генетически проверенные эмбрионы в искусственные матки в клиниках, под наблюдением различных биологов и врачей.
