– Никто, – сказал он со смешком. – Никто не победил. На самом деле я думаю, что можно с уверенностью утверждать, что мы все проиграли. – Затем: – Кранч Юнайтед© наводнил рынок даймофосфилазой с целью получения прибыли, но ему удалось лишь сделать ее практически бесполезной, что, конечно, породило целое поколение даймоманов. Когда в компании не оставалось денег, отец использовал казначейство как личную копилку. Он пообещал претенденту на победу половину бюджета Соединенных Штатов. Ты слышал об Альберте Коуэлле?
Я едва не рассказал ему, что все утро мне по ушам ездила говорящая скотина, и все благодаря Альберту Коуэллу. Но я только кивнул головой.
– Его называют Волшебником Западного побережья. Он блестящий человек и друг Корпорации – добрый друг, несмотря на внешность. – Он посмотрел мне в глаза, чтобы убедиться, что я понял подтекст: друг, натурализовавшийся в стране, которая была крупнейшим конкурентом Федеральной Корпорации на международной арене, может быть даже агентом. – Вообще, он и правда подобрался очень близко. Ему удалось провести пересадку мозга между приматами, хотя и не без последствий. Но этого было мало, да и слишком поздно… – Улыбка президента стала уже. – Ты знаешь, что случилось потом, Траки?
– Конечно, – ответил я. – Это и было началом распада страны.
Он с таким энтузиазмом задвигал головой вверх и вниз, что мне казалось, он может разломить свою веретенообразную шею надвое.
– Да. Да, именно. Вся страна развалилась на части. Более двухсот пятидесяти лет истории сведены на нет в ходе Гонки за вечность.
Он резко развернулся и на мягких резиновых шинах двинулся зигзагом к окнам, в мою сторону. Несмотря на то, что он не носил визора, он перемещался по офису с легкостью, срезая путь влево и вправо, проходя всего в дюймах от мебели. Меня пробрал нервный трепет: должно быть, он был подключен к нелегальной версии МыслеЧипа™
[31]. Они были невероятно дорогими, и их практически невозможно было раздобыть, эти чипы были запатентованы экспериментальной технологической компанией незадолго до распада. Несмотря на то, что Федеральная Корпорация недавно сумела украсть эту технологию, я никогда не видел ее в реальной жизни.
Внезапно рабочий стол и закольцованные рекламные ролики на нем исчезли. К горлу подступила тошнота: Я даже не представлял себе, как высоко мы находимся.
Затем до меня дошло, что окна демонстрировали не естественный вид сверху, а интерактивную голограмму, изображающую город таким, каким он выглядел до начала истории, ДР
[32], когда это место все еще называлось Литл-Рок. Графика была сумасшедшей. Вокруг ходили люди, и все такое, и стояли старомодные авто, которые могли общаться, только сигналя друг другу.
– Мой отец сбежал вместе с Уитни Хеллер. После всего, что было, он все еще пытался ее спасти. – Судя по тому, как дрогнул голос, когда он произнес имя Хеллер, я понял, что он знает: она была единственным человеком во всем мире, на которого его отцу было не насрать. – Я отправился с ними, – добавил он. – К счастью, я мало что об этом помню. Небольшое самопожертвование может далеко завести. Все, что я помню, это запах гари и как солнце покраснело за завесой пепла. – Он прочистил горло. – Говорят, он направлялся к Альберту Коуэллу, чтобы убедить его попробовать произвести обмен мозгами, несмотря на риск.
Я вспомнил о том, что рассказал мне козел: когда произошел разлом, Марк К. Бернхем был расплющен мусоровозом всего в нескольких милях от военной базы «Лагуна-Хонда», где у Коуэлла была лаборатория. Все сходилось. Но я понятия не имел, зачем он мне все это рассказывает.
Я прочистил горло.
– Простите, – сказал я, – но я все еще не понимаю, зачем я здесь. Все это было до моего рождения…
Я умолк, потому что он засмеялся. Это был самый странный смех, который я когда-либо слышал: словно он оплакивал мертвого грызуна. Плохое предчувствие языком скользнуло по моему спинному мозгу.
Наконец он взял себя в руки и повернулся ко мне лицом.
– Как раз в этом ты ошибаешься. Видишь ли, гонка никогда не заканчивалась. Она просто ушла в подполье. – Подсвеченный меняющимся пейзажем утраченного мира, он был не более чем тенью, наряду с еще более мрачной тенью, а также узкой прорехой во мраке, которая обозначала его глаза. – И совсем недавно мы выявили победителя.
6
– В чем отличие афериста от политика?
– Не все, что толкает аферист, отборное собачье дерьмо.
(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)
Я слышал, как тикают стрелки старомодных часов в тишине.
– Я не понимаю, – наконец сказал я.
– Ее зовут Яна Рафикова, – ответил Бернхем, – и мы надеялись, что она умерла.
– Яна Рафикова. – Имя было мне знакомо благодаря Джареду и его одержимости всеми этими технологиями. – Так она же?..
– Изобретатель технологии «МыслеЧип™», верно. Именно благодаря ей мне не нужно возиться с кучей штучек-дрючек, чтобы просто носиться туда-сюда, – мое кресло, как и мой канал, напрямую подключено к моей лобной доле.
Джаред бы сейчас испачкал свои штаны похлеще, чем в тот раз, когда мы впервые взломали доступ к бесплатному порноканалу из Либертина.
– Яна тоже прикована к инвалидному креслу. С тех пор, как ей исполнилось двадцать пять. Она родилась с редким неврологическим расстройством, известным как «синдром Келлера», которое начало проявляться в позднеподростковом возрасте. В конце концов болезнь обездвижила ее. Когда она представила свой МыслеЧип™ в 2032 году, ее целью было помочь людям, которых парализовало по причине болезни или старости. – На этот раз, когда он улыбнулся, было больше похоже, что он морщится. – Но со временем, кажется, ее амбиции стали только расти. Или, быть может, они были большими все это время. – Он едва дернулся, чтобы вывести на окна новое изображение, старое двухмерное видео, настолько мозаичное, что мне пришлось зажмуриться, чтобы поймать его в фокус. – Это съемка 2038 года, ее последнее публичное выступление. Ей было всего тридцать два, но она уже стала миллиардером дюжину раз.
Яна Рафикова выглядела ужасно, и дело было не только в разрешении. На необъятной и пустой сцене она казалась человеком, сброшенным с высоты, покалеченным по пути вниз, случайно упавшим в прожекторы. Ее ноги были болезненно худыми, как у ребенка, а позвоночник был до того искривлен, что голова впритык прижималась к плечу. Ей пришлось говорить через голосовой аппарат, и все, что я мог разобрать, прежде чем начался перевод, было невнятным шамканьем.
