Кто же это был? Один из стрелков Рафиковой? Или просто будущий выпендрежник, желающий получить награду за мою голову?
Пока что я не слишком волновался. До наступления темноты в запасе было несколько часов, улицы были полны шума и суеты, в небе неизменно виднелись нечеткие очертания беспилотников, следящих за порядком. Вряд ли он мог прихлопнуть меня среди бела дня и рассчитывать на то, что это сойдет ему с рук, – в конце концов, мы были не в Техасе, а Халлоран-Чьянг держал ношение оружия на особом контроле.
Я свернул направо в узкой улочке, надеясь вернуться к площади и так от него оторваться. Плохая идея: на этой улице совсем не было пешеходов. Я чуть было не развернулся и не пошел обратно, но в этот момент из-за угла показалась кучка фанатов неизвестного мне фандома с татуировками и обесцвеченными волосами. Они весело болтали и перебирали что-то у себя в каналах.
– Desculpe
[120], – сказал один из них, когда я начал протискиваться мимо.
Только вот он этого не говорил.
Они все это сказали – все четверо заговорили разом, одним и тем же тоном, точно роботы, подключенные к одной сети. Но это были не роботы. Роботы выглядели иначе, тогда как у этих типчиков были рекламные татуировки, которые создавали у них под кожей все новые узоры, у них были пирсинг и прыщи, а еще они дышали и потели.
– Что за хрень? – Я сделал шаг назад и чуть не споткнулся о бордюр.
– Не пугайся, – сказали они. Парень с напомаженными волосами и динамическими татуировками; старая карга с прокорейскими взглядами и со шрамом над бровью; зе с оранжевым афро; толстый чувак, очень мрачный и в очках. Все они двигались одновременно, говорили одновременно, дышали одновременно – все они улыбались мне с одинаково пустым выражением лица.
Будто андроиды первого уровня, загружающие обновление программного обеспечения.
Я был окружен. Я попытался было открыть рот, чтобы закричать, попытался развернуться и убежать, но от мощного спазма боли у меня отнялись ноги. В ушах зазвенело, а затем город окутал сильный туман и поглотил меня.
26
Если доберетесь до Халлоран-Чьянга, разыщите там магазинчик Сантерии, торгующий радиоактивными овощами и фруктами, которые они используют в своем так называемом колдовстве. Я купил там железу речной жабы, чтобы можно было пехаться два часа подряд, и зеленую фасолину размером с бараний рог, которая должна была даровать мне сверхъестественную силу, а барыжил всем этим старый горбун-мексикашка, у которого было всего два зуба. Я не почувствовал себя сильнее, но вот что я вам скажу: после того, как я съел эту жабью железу, я был тверд, как скала, и готов зажигать, хотя, возможно, все дело было в той милой маленькой Раам, которую я привел к себе домой из одного публичного дома. Кристина-452 – так ее звали.
(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)
Я очнулся оттого, что Барнаби прыгнул мне на голову. Во всяком случае, именно это я тогда почувствовал: будто острое копыто с силой вонзилось между лобными долями моего мозга. Открыть глаза было так же трудно, как пытаться поднять мешок с песком при помощи чайной ложки.
Я находился под землей. Это было очевидно по сырости в воздухе и по тому, как в темноте эхом отдавались скребущие шаги грызунов. Мои руки и ноги были привязаны к стулу гибким кабелем.
Единственная лампочка, висевшая на потолке, оказала медвежью услугу тому подонку, который следил за мной с самой площади. На его футболке «CG3» темнели пятна пота. Он оскалил зубы в самой дерьмовой улыбке на свете:
– Здравствуй, Траки.
– Кто ты такой? – спросил я. Довольно избитая фраза. Пока пытался думать, в голове словно кирка застряла.
– Кто я такой? Хороший вопрос. – Он подошел и сжал пальцами мой подбородок. Я вырвался. – Лучше спроси, чего я хочу.
– Что ж, ладно, – сказал я. В школе я был твердым хорошистом и мог бездумно повторять за лучшими из учеников. – Чего ты хочешь?
Его улыбка превратилась в усмешку.
– Я думаю, ты уже знаешь.
Элвис. Чертов. Пресли. Я попробовал начать сначала.
– Это Рафикова тебя послала?
Его смех звучал так, словно он пытался откашляться в марлевый тампон.
– Не валяй дурака, Уоллес. Это опасная игра, и мое терпение на исходе.
– Никого я не валяю. – До меня долетело эхо: готов поспорить, что он бросил нас в старый парковочный гараж, и мы находились под землей, глубина в пятьдесят футов отделяла нас от любого, кто мог услышать мой крик.
Он долго смотрел на меня, не моргая.
– Президент Бернхем поручил тебе доставить кое-что в Сан-Франциско. Где оно?
Итак, Рафикова с самого начала знала, что президент Бернхем намеревался сделать. Но она, очевидно, не знала, что груз был помещен в черепную полость миотонического козла, а это означало, что в данный момент он в безопасности. И если Рафикова так отчаянно желала вернуть фрагменты своей мозговой ткани, это означало, что она была напугана.
И что действительно был какой-то способ ее остановить.
Я решил нагло соврать.
– Президент Бернхем не давал мне ни хрена, только то, что лежит в моем рюкзаке, – ответил я. Звуки моего голоса вновь раскатились эхом по комнате. Я попытался высвободиться и лишь вывихнул запястье.
– Мы там уже проверяли, – сказал он. – Все чисто.
– Тогда какого черта тебе от меня надо?
На долю секунды время замерло. На самом деле это он замер. В его лице произошла странная перемена. Казалось, что все его мышцы стали окнами, а позади них целая толпа людей готовилась к приближению торнадо, неодинаково быстро запирая ставни.
Внезапно он бросился на меня. Но вместо того, чтобы нанести удар, он схватил меня за запястья. На лице промелькнуло совершенно новое выражение, которое стерло с него усмешку.
– Помоги, – прохрипел он. Даже его голос изменился. – Она никак не хочет убраться прочь из моей головы. Я думал, это только на время… Я просто хотел раз или два заглянуть…
Он двигался совершенно неестественно, словно тело было всего лишь костюмом, подвешенным в воздухе.
Он задыхался, как тот парень из Риверсайда на Пригорке в красной дымке воскресенья.
– Пожалуйста, дай ей то, чего она хочет. Иначе мы никогда не освободимся. Мы никогда не станем…
Он прервался, поскольку его отшвырнул назад невидимый удар, от которого позвоночник взмыл по параболе. Атака длилась секунду, может, две.
Потом он снова успокоился. Как будто все маленькие окошки на его лице распахнулись и оттуда выглянул кто-то совсем другой.
– Прости меня, – сказал он. Его тон был таким ледяным, что мои кишки пробрал озноб.
