Сообщая Каннингхэму о мнении Уинтертона, Черчилль, хотя и признавал, что некоторые выдержки являются «утомительными», не видел причин, «почему хорошее повествование не может быть построено на правде». Исходя из этого, комментарии Уинтертона представлялись ему «очень ценными»
[191], и их следовало учесть.
Что же касается замечаний самого Черчилля, то большая их часть касалась стилистических правок, добавления специфичной терминологии, а также уточнения географических названий. Были предложения и о более эффектном использовании пиротехники. Например, при взрыве состава поезда в одной из сцен Черчилль предлагал для лучшей передачи напряженной атмосферы уничтожения самого состава и разрушения коммуникационной линии противника взорвать каждый вагон по-особому, а при монтаже чередовать различные планы. Также Черчилль просил добавить еще больше бесконечной пустыни и палящего солнца: эти детали он называл «самыми сильными впечатлениями после прочтения „Семи столпов мудрости“». Не исключено, что определенную роль здесь сыграл и его собственный опыт Суданской кампании 1898 года
[192].
Поль Элкон считает, что если бы все замечания Черчилля были учтены, то фильм в рамках проекта Корды мог бы получиться интересным
[193]. Но замечания будут приняты не все. Правда, это было еще не самой серьезной проблемой. Вскоре проект приостановят на неопределенное время. В 1940-е годы Корда вернется к идее создания фильма, пригласив на главную роль Лоуренса Оливье. Однако и этой попытке не суждено было воплотиться в жизнь. Фильм, снятый уже Дэвидом Лином (1908–1991), выйдет на экраны только в 1962 году и произведет фурор в киноискусстве. Картина с Питером О’Тулом (1932–2012), Омаром Шарифом (1932–2015), Алеком Гиннессом (1914–2000) и Энтони Куинном (1915–2001) была удостоена семи премий «Оскар», четырех – «Золотой глобус» и четырех – BAFTA.
Работа над фильмом была не единственным начинанием, связанным с именем друга. Спустя неделю после гибели полковника в News of the World вышла статья Черчилля «Имя Лоуренса Аравийского будет жить!», начинавшаяся заманчивой фразой от редакции: «Никто не знал и не понимал Лоуренса Аравийского лучше, чем достопочтенный Уинстон С. Черчилль»
[194]. Еще через два месяца в одном из июльских номеров Daily Mail была опубликована рецензия политика на первое посмертное издание «Семи столпов мудрости». В октябре 1936 года Черчилль выступил на церемонии открытия мемориальной доски Лоуренса Аравийского в Оксфордской высшей школе. Текст этого выступления был издан в декабрьском номере English Race. Когда в 1954 году обращение в Оксфорде было переиздано, Черчилль еще раз перечитал его и пришел к выводу, что не хочет менять в нем ни слова
[195]. В конце жизни Черчилль снова назовет Лоуренса гением. «Не было ничего, с чем бы он ни справился, если бы остался жив… и имел бы меня за своей спиной», – скажет политик
[196]. Необычная трактовка гениальности… а также лишнее подтверждение факта, что гению желательно иметь поддержку среди представителей официальной власти.
Полковник Лоуренс был не единственной знаменитостью с фамилией Шоу, с кем общался Черчилль. Описывая взаимоотношения британского политика с великими современниками нельзя не упомянуть имя известного драматурга Джорджа Бернарда Шоу (1856–1950).
Бытует мнение, что автора «Пигмалиона» и автора «Мальборо» связывали антагонистичные отношения. В пример приводят обмен любезностями, который, как считается, имел место перед премьерой одного из произведений Шоу (некоторые исследователи указывают, что речь идет о пьесе 1923 года «Святая Иоанна»
[197]). Якобы Шоу отправил Черчиллю два пригласительных билета со следующим сопроводительным письмом: «Направляю вам два приглашения на премьеру моего спектакля, одно для вас, другое – для вашего близкого друга, если, конечно, у вас такой есть!» Черчилль ответил соответствующе: «Благодарю за приглашения. В день премьеры я очень занят, но с удовольствием посещу второе представление, если оно, конечно, состоится!»
[198].
Милая шутка в стиле джентльменов, известных своей склонностью к броским, парадоксальным и ироничным высказываниям. Но в действительности это выдумка. В 1949 году один из авторов, по фамилии Тэтхэм, решил вставить забавный диалог в свою книгу и обратился за разрешением к Шоу. Драматург ответил, что названная цитата не только «глупая ложь, но и политический ярлык, который может быть мне вреден». Тогда Тэтхэм обратился ко второй стороне и получил от секретаря Элизабет Джиллиатт следующий ответ: «Мистер Черчилль полагает, что мистер Бернард Шоу совершенно прав, охарактеризовав этот эпизод „глупой ложью“»
[199].
Дыма без огня не бывает, но представлять Черчилля и Шоу антагонистами – значит упрощать их яркие отношения.
История их общения носила довольно длительный характер. Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, Черчилль познакомился с драматургом относительно рано. Благодарить за это знакомство он должен был свою мать – леди Рандольф, в девичестве Дженни Джером (1854–1921), которая поддерживала близкие отношения со многими выдающимися писателями. Шоу написал статью «Еще несколько слов о Верди», которая вышла в марте 1901 года в издаваемом леди Рандольф журнале «Англосаксонское обозрение».
Кстати, весьма интересный очерк, в котором Шоу, большой поклонник Рихарда Вагнера, постоянно сравнивает итальянского композитора с гением из Байройта и приходит к выводу, что последний оказал весьма скромное влияние даже на так называемые вагнеровские моменты в операх Верди
[200]. Мать Черчилля тоже была большой поклонницей создателя «Кольца» и, напротив, считала, что он сильно повлиял на творчество Верди. В качестве аргумента она приводила оркестровку «Фальстафа», резко отличающуюся от остальных опер итальянца
[201]. Сравнение двух музыкальных гениев послужило хорошим поводом для интеллектуальной дискуссии.
