В истории дороги к успеху редко бывают гладкими, а описания постфактум, как правило, страдают прилизанностью и стремлением к идеализации. Но Черчилль был не только историком и публицистом. Он обладал значительным политическим и военным опытом и в своих оценках не ограничивался анализом и восхвалением фасада. По его мнению, союз HL не был равнозначным. Всем управлял Людендорф. Именно его мозг «порождал великие решения», именно «его умелая длань двигала и руководила германскими армиями», а Гинденбург «был избран главным образом для того, чтобы позволить ему всем управлять»
[464].
В портретной галерее, оставленной потомкам Уинстоном Черчиллем, есть портрет, который, хотя и не вошел в основную часть коллекции, имеет не меньшее значение для понимания механизмов власти: Джон Дэвисон Рокфеллер. Черчилль выделил два ноу-хау, которые помогли бизнесмену из Кливленда подняться на вершину нефтяной пирамиды. Первое – умение использовать способности, интеллект и ресурсы других людей, без которого немыслим любой мало-мальски эффективный руководитель. Рокфеллер был чуток к талантам. Он стремился окружать себя людьми, обладающими собственным мнением и оригинальными идеями, которые он поощрял и объединял в единое целое. Одним из следствий подобного подхода, направленного на сплочение сильного коллектива, было развитие нечто нового для бизнеса того времени. Позже ученые назовут это нововведение «корпоративной культурой». «Атмосфера, в которой сотрудники работают гармонично друг с другом, как партнеры, была одним из главных руководящих принципов Standard Oil», – объяснял эту инновацию Черчилль
[465].
В принципе, умение использовать (в хорошем смысле слова) результаты чужого интеллектуального труда для достижения поставленной цели – одна из тех лакмусовых бумажек, по которой определяется эффективность менеджмента. Управленческий опыт Черчилля был немногим меньше его опыта литератора. И он прекрасно знал, как важно уметь распорядиться теми интеллектуальными ресурсами, которые имеются в твоем распоряжении. Одним из примеров может являться рассмотренное выше взаимодействие с Лоуренсом Аравийским в бытность руководства Министерством по делам колоний.
Второе ноу-хау требовало гораздо больше душевных затрат, но в то же время давало и более значимый результат. Главной составляющей этого подхода к управлению была жесткость. Выше, при рассмотрении личности Рокфеллера, уже поднимался вопрос о соотношении цели и средств в достигнутых им успехах. Рассматривая эту моральную дилемму в плоскости власти, Черчилль не готов был дать окончательного ответа, который сводился бы к упреку или, наоборот, к оправданию жестких поступков, приводивших порой к добродетельным результатам. «Хотя никакие последующие успехи не могут служить оправданием ошибок, в истории полно примеров, когда люди приходили к власти, используя жесткие и даже страшные методы; однако, когда их жизнь предстала целиком, их сочли великими, обогатившими историю», – писал он уклончиво в своем сборнике
[466].
На страницах «Великих современников» есть персоналии, при анализе биографий которых также поднимается тема благородных целей, достигаемых недопустимыми методами. Например, один из лидеров эсеров Борис Викторович Савинков (1879–1925). У Черчилля было своеобразное понимание личности этого человека, запятнавшего себя убийствами многих известных людей. Отчасти его отношение объяснялось тем, что, несмотря на личные встречи с Савинковым, Черчилль не был близко знаком с ним. Отчасти – тем, что автор сборника не отличался глубоким пониманием тех событий, которые захлестнули Россию, начиная с 1905 года. В представлении британского политика, главным стремлением Савинкова было освобождение России. «Царь и Ленин казались ему одинаковыми по сути, различия были лишь внешние, и тот и другой – тираны в разном обличье, и тот и другой были препятствием на пути русского народа к свободе, – объяснял он мотивы его поступков. – Савинков неустанно боролся против таких препятствий из штыков, полицейских, тюремщиков и палачей»
[467]. Персонажи Черчилля использовали разные методы в достижении поставленной цели. Кто-то использовал личное обаяние, кто-то воображение, кто-то эрудицию, кто-то смелость, другие – настойчивость, хладнокровие, союз или бунтарство. Савинков выбрал террор. Его цели должны были достигаться «с помощью динамита и с риском для жизни»
[468]. Причем не только своей.
На примере Савинкова Черчилль открывал новое измерение в понятии лидерства. Прежде основу управленческого стиля составляли личные качества. В случае с Савинковым речь шла уже о силе и подавлении. Савинков был не единственным, кто исповедовал этот подход, по крайней мере в тот момент и на той же территории. Но другие оказались более злыми, более беспринципными – и при этом (или благодаря этому) более успешными. Но стало ли от этого легче тем, ради кого все это делалось? «Я хорошо знаю и Ленина, и Троцкого, – признался однажды Савинков Черчиллю. – Мы многие годы работали вместе на благо освобождения России. А теперь они поработили ее сильнее, чем прежде»
[469].
Не привыкший довольствоваться рассмотрением лишь светлой стороны изучаемых явлений, Черчилль нашел в своей коллекции место и для провальных составляющих лидерства. Некоторые из помещенных в этом уголке портретов принадлежат выдающимся именам, которые обсуждались ранее. Например, Дуглас Хейг. Его главным недостатком было отсутствие оригинальности, без которой немыслим настоящий лидер
[470]. Или, например, Вильгельм II, который, во-первых, поддался обольщению власти, во-вторых, благодаря своей заносчивости и неблагоразумию разорвал отношения с ключевыми союзниками, оставшись перед началом мировой войны со «слабой, неповоротливой и раздираемой внутренними распрями империей Габсбургов»
[471]. Но два портрета занимают особое место. Один представляет Джорджа Натаниэля Керзона, другой – графа Арчибальда Розбери. Остановимся на них более подробно, начав с первого.
«Мало найдется в современной политике карьер, больше достойных изучения, чем карьера Керзона, и мало документов более поучительных, чем те, что оставил он». Такими словами начал Черчилль свой очерк об этом государственном деятеле. Чем же заинтересовал Керзон потомка Мальборо? Логично предположить, что своими достижениями. Но не в этот раз. Керзон привлек внимание Черчилля не тем, чего он добился, а тем, чего он достичь не сумел. «Он был одарен выше среднего уровня, снаряжен и украшен блестящим умом и состоянием, им двигали сила воли, смелость и неустанное трудолюбие, – объясняет автор „Современников“. – Нельзя сказать, что он был отмечен печатью неудачника, и жил он довольно долго, но все-таки так и не смог добиться главной цели своей жизни».
