На следующее утро Черчилль попросил главу британской военной миссии во Франции генерал-майора Чарльза Джона Сэквилл-Уэста (1870–1962) передать главе французского правительства Жоржу Клемансо (1841–1929) о своем желании совершить ознакомительную поездку на фронт. Клемансо ответил, что он не просто дает добро, но и сам лично объездит с британским министром всех командующих армиями и корпусами
[87].
Черчилль всегда считался франкофилом, но в отношении французских политиков он придерживался весьма прохладного мнения. «Какими же неблагодарными людьми являются французские политики», – возмущался он в беседе с супругой в январе 1920 года
[88]. Встречались на этот счет и публичные заявления. «Французам свойственна двойственность натуры, причем в размерах, не присущих другим великим народам», – писал Черчилль в одной из своих статей в 1930 году
[89]. Но все эти высказывания не имели никакого отношения к Жоржу Клемансо. Их первая продолжительная встреча произошла ранним утром 30 марта 1918 года. «Я очень рад, мистер Уилсон Черчилль, что вы приехали, – обратился к своему гостю премьер-министр, на радостях даже перепутав имя гостя. – Мы покажем вам все. Мы проедем везде и увидим все своими глазами»
[90].
В жизни Черчилля было много дней, о каждом из которых можно написать целую книгу. Он встречался со многими великим людьми, участвовал во многих важнейших событиях первой половины XX века. Ему было что рассказать и о чем вспомнить. Тридцатое марта – один из таких дней. В тот день он увидит всех знаменитых командующих – фельдмаршала Дугласа Хейга (1861–1928), маршала Фердинанда Фоша (1851–1929), маршала Анри Филипа Петена (1856–1951), генерал-майора Максима Вейгана (1867–1965), генерала Генри Сеймура Роулинсона (1864–1925). Но никто из них не произведет на британского политика такого впечатления, как «Тигр» Клемансо. «Я восхищен им, – признается Черчилль супруге на следующий день после поездки по фронту. – Клемансо – экстраординарная личность. Каждое слово, произнесенное им, особенно какое-нибудь общее наблюдение о жизни или морали, достойно того, чтобы быть услышанным»
[91].
Показательно, что это мнение было высказано, когда Черчиллю самому уже исполнилось сорок три года. Он уже опубликовал с десяток книг и знал, что значит Слово. Он почти двадцать лет заседал в парламенте и больше десяти лет занимал ответственные посты в правительстве, тесно соприкасаясь с множеством выдающихся личностей. Но столь высокой оценки удостаивались далеко не многие. В середине 1920-х годов, работая над третьим томом «Мирового кризиса», Черчилль не забудет сказать хвалебные слова о французском государственном деятеле. Он назовет Клемансо «великим стариком», под чьим руководством «Франция стояла как кремень», он отнесет Клемансо к тем исполинам, которые «смогли возвысить свои мысли над самыми желанными и потаенными искушениями своего сердца, найдя путь к спасению по путеводным огням истины»
[92].
На страницах третьего тома «Мирового кризиса» Черчилль также приводит рассказ о совместной поездке по фронту в марте 1918 года
[93]. В 1926 году он решит расширить этот кусок, издав его в виде отдельной статьи в августовском номере Cosmopolitan под названием «Тигр и Бульдог». На следующий год он переработает и дополнит опубликованный материал, отдав его в мартовский номер Nash’s – Pall Mall.
Отныне во время каждого посещения Парижа по государственным делам, вне зависимости от того, какое правительство находилось у власти, Черчилль вставлял в свое расписание визит к Тигру. То т платил ему взаимностью: «Я никого не приглашаю в мой дом, но вас я рад видеть всегда»
[94].
Последний раз они встретились за год до смерти Клемансо в доме номер 8 на улице Бенджамина Франклина, где спаситель Франции проживал с 1895 года до своей кончины. Черчилля провели в маленький кабинет-библиотеку. Была зима, в помещении было холодно, оно не отапливалось. Большой камин весь был забит книгами. Вскоре к Черчиллю вышел хозяин: «подтянутый старик в шапочке и перчатках». «Пусть и не изящество Наполеона, но я увидел в нем наполеоновское величие времен Святой Елены, и на память пришли гораздо более ранние, чем наполеоновская, фигуры римских полководцев, – вспоминал Черчилль. – Ярость, гордость, нищета после великого служения, великолепие, сохраненное после отхода от власти, непробиваемое самолюбие, обращенное к этому миру и следующему, – все это было свойственно древним»
[95].
На следующий год после кончины Клемансо Черчилль написал новую статью о французском государственном деятеле – «Тигр Франции», которая вышла в одном из ноябрьских номеров Collier’s. В декабре это эссе было переиздано в The Strand Magazine под названием «Клемансо – человек и Тигр». Статья станет одним из редких произведений Черчилля подобного формата, которые будут переведены на иностранный язык: в 1938 году она выйдет на немецком в одном из майских номеров Das Neue Tage-Buch.
Черчилль назовет Клемансо «одним из величайших людей мира»
[96]
[97]. Чем же так поразил французский Тигр британского Бульдога? Невероятной жизненной энергией и фантастической работоспособностью? В определенной мере, да. Выдающаяся энергетика пожилого француза не смогла оставить Черчилля равнодушным. «Он выглядит даже моложе, чем я, – писал Черчилль из отеля Ritz своей супруге. – Его жизненный дух и энергия неукротимы. Мы вчера пятнадцать часов гоняли на автомобилях по ухабистым дорогам, объезжая фронт. Я выдохся вконец, а он продолжал сохранять бодрое расположение духа, и это в семьдесят шесть лет!»
[98]. Своим восторгом перед выносливостью и энергией Клемансо Черчилль также поделится с читателями, упомянув, что сам он после целого дня напряженного и порой опасного путешествия был разбит, а сопровождавший его премьер-министр – свеж и пребывал в приподнятом настроении; казалось, что его «стальной каркас неуязвим для изнуряющего труда в любом виде и в любой форме»
[99].
