Вместе с Ласточкой мы двигались по широкой улице, влево и вправо от которой разбегались темные кривые переулки. В лужицах плескались отражения фонарей. Уютно, словно свечи, горели окна домов. В каком-то из них сейчас сестры Полгрин чинно сидели за ужином с грозной миссис Хейтроп. Меня ожидало другое. Наконец мы пересекли одну из трех рек, сливавшихся в Триверсе, и выехали из города на простор. Небо, исполосованное облаками, в середине расчистилось и простерлось над нами, как зеленоватая купель, в глубине которой уже зажглись первые звезды. Дорога погрузилась во мрак. Только на западе еще горело бледно-красное зарево, острое, как нож у горла. Было тихо, но мне казалось, что из глубины холмов доносится странный, щекочущий шепот существ, чувствующих, какая ночь сегодня спускается на землю, и понимающих, что для них настало время охоты. В воздухе остро, пряно пахло волшебством.
— Н-но! — подтолкнула я Ласточку, которая заметно нервничала, прядая ушами. — Нужно спешить. Не бойся, у нас все получится. Мы возвращаемся домой.
Глава 9
Теплые, зовущие огни города давно растаяли позади. День мягко уступил свои права ночи, так что мы с Ласточкой плелись посреди стылой темноты, наполненной пугающими звуками, запахами и ощущениями. К сырому запаху, доносящемуся с болот, примешивалась едкая дымная нота: вероятно, где-то далеко на берегу еще работали плавильни. Все мои чувства обострились до предела, и все же мне не раз приходилось слезать с седла, чтобы проверить, не сбились ли мы с наезженной колеи. Каждое шуршание ветра в иссушенных морозом кустах вызывало мгновенный приступ паники.
Ласточка тоже вела себя нервно. Ее пугала ночь, казавшаяся сегодня особенно непроглядной, словно мир вокруг нас пошел трещинами, в которые просачивалась чужая, нездешняя чернота. Пытаясь успокоить то ли лошадь, то ли себя, я ободряюще похлопала ее по боку:
— Все будет в порядке.
В этот момент порыв ветра донес из холмов приглушенный вой. Ласточка, словно пуля, рванулась вперед. Я вцепилась в поводья. Под копытами зачавкала грязь — а это значило, что мы точно сбились с утоптанной тропы — но направить лошадь обратно на дорогу я не могла. Моих умений едва хватало на то, чтобы просто держаться в седле. Я молилась только, чтобы Ласточка не споткнулась и не угодила копытом в яму. Да и где теперь та дорога?! От бешеной скачки у меня спутались все ориентиры.
Хруст, доносившийся сзади, слышался все отчетливее, и к нему мое воображение живо дорисовало хрип тяжелого дыхания хищника и зловещий рык. Кто-то мчался за нами, ломясь напролом сквозь кусты дрока. Снова по нервам продрал тягучий вопль — гораздо ближе, чем в первый раз. Ласточка заметалась, бросаясь то вправо, то влево. Один раз мы едва не угодили в канаву, заполненную водой. Или это было болото? «Сейчас он заманит нас в трясину и сожрет!» — мелькнула ужасная мысль. Но внезапно мы вырвались из вязкой грязи на пологий холм, копыта Ласточки звонко простучали по сухому, а темнота впереди сгустилась — и обернулась каменным массивом Уайтбора, высоко вздымавшимся над холмами. Мигающие огоньки, которые я приняла за каверзы болотных духов, оказались горящими окнами в нижнем ярусе замка. Только свет был какой-то странный, бледный и неживой.
Хруст позади, кажется, стих. Из темноты проступила ажурная сетка ворот. Я испустила облегченный вздох, и вдруг Ласточка шарахнулась в сторону, когда нам наперерез метнулась белесая тень. Вероятно, это была одна из сов, в изобилии гнездившихся в заброшенной башне замка. Перепуганная лошадь вскинулась на дыбы — и я птичкой вылетела из седла. Мир несколько раз перевернулся перед глазами. Я оглушенно приподнялась, задохнувшись от удара и чувствуя, как мое платье постепенно пропитывается ледяной водой. Локоть правой руки, на которую я неудачно приземлилась, прострелило болью.
— Ласточка! — позвала я.
Тишина. В окружающем густом мраке только слышался затихающий стук копыт. Искать лошадь в ночи (где, возможно, затаился хищник!) было бесполезно. Плюнув, я понадеялась, что у своенравной кобылы хватит ума добраться до конюшни. Если Босвенский зверь еще бродит неподалеку, Ласточка имела больше шансов спастись, чем я. В конце концов, у нее были четыре ноги, оснащенных к тому же тяжелыми копытами, а у меня всего лишь две — и я едва держалась на них после пережитого.
Здоровой рукой кое-как нашарив засов на воротах, я протиснулась внутрь и старательно заперла их за собой. Замок приветственно шелестел мне навстречу, словно древний лес. Этой ночью все изменилось. Я поняла, что сегодня мне не придется ощупывать камни в поисках тайной двери. Уайтбор, это гигантское каменное веретено, балансирующее на краешке нашего и иного мира, сегодня гостеприимно распахнул двери для каждого, кто посмеет войти. Я скользнула в волшебство так легко, как рука входит в перчатку.
Амброзиус всегда говорил, что магию нельзя увидеть: просто легкое движение воздуха, холодок на коже, словно кто-то приоткрыл дверь, из которой тянет сквозняком. Собственные глаза говорили мне, что я иду через темный холл, полосато освещенный луной, но под ногами вместо гладкости мраморных плит чувствовался мягкий мох, и в воздухе пахло клевером, жимолостью, зеленой свежей травой. Из ярко освещенной парадной залы доносились шум и голоса. Притаившись за высоченной дверью, я осторожно заглянула внутрь.
Судя по всему, пир был в самом разгаре. Пять огромных люстр ярко светились, будто луна упала с неба и разлетелась на тысячи осколков, застрявших между хищно изогнутыми железными крючьями. Длинные столы были густо заставлены снедью. Старый камин, который при мне никогда не топили, сейчас тоже пылал бледным лунным огнем. В нем подвесили котел — кажется, тот самый, который недавно горничные протащили мимо меня по лестнице.
Котел важно лоснился, исходя ароматным паром. Элспет, с голубым от жара лицом, помешивала поварешкой какое-то варево. Мимо прошмыгнула еще одна Элспет со стопкой тарелок в руках. Третья, стоя неподалеку, подливала вина огромному рыцарю, увенчанному роскошными лосиными рогами.
Вообще, в зале суетилось множество Элспет — куда больше, чем я когда-либо видела в замке. Гости тоже вызывали интерес. Некоторые из них имели кору вместо кожи, другие слегка просвечивали, наклоняясь друг к другу. Над столом, то смеясь, то рыдая, витала мелодия скрипки.
Теперь я понимаю, почему люди, которым случалось услышать музыку фэйри, на всю жизнь оставались под впечатлением. Говорили, что она может заставить вас танцевать или плакать, и что к ней невозможно подобрать слова. Эта музыка проникала в самую душу. Счищала ненужную шелуху слой за слоем, разглаживала мятые складки мелких мыслишек — и выпускала вас обратно, обновленными, беззащитными перед ее красотой. В ее присутствии было невозможно смотреть на мир прежним засаленным взглядом.
В центре главного стола, на почетных местах сидели Мейвел и Робин Уэсли. To ли музыка фэйри была тому виной, то ли волшебство праздника Порога, но я просто не узнавала своего дядю. Он смотрел только на Мейвел. Его взгляд таял в свете волшебных ламп, а в лице проступало что-то такое… будто кто-то зажег свечу в фонаре из темного стекла, подчеркнув внезапно его красоту.
