— Что… она… может ему сделать?
«Стрекоза» пожала плечами: «Наложит проклятье. Или гейс. На него и на тебя тоже. Бежим. Ее Зверь где-то здесь».
Вместо просторного холла мы попали в какую-то каменную утробу, сплошь состоящую из лестниц и переходов. Я не помнила в Уйтборе такого места, но сегодня здесь все было не так! Все смешалось и перепуталось этой ночью. Будто замок вывернулся наизнанку, обернувшись ко мне другой — Чужой Стороной. Под ногами текли ступеньки, наверху была сплошная путаница из перекрещенных лестничных пролетов. Они медленно, рывками, двигались, словно мы находились внутри исполинского часового механизма. Мы то поднимались, то спускались, и вскоре я совершенно потерялась в этом движущемся лабиринте. Будь я одна, уже давно забежала бы в тупик, но «стрекоза» каждый раз безошибочно выбирала пролет, который ровно к нужному моменту совмещался с другим пролетом.
Сквозь зловещий каменный скрежет я вдруг различила другой звук: тяжелое дыхание бегущего хищника, приглушенный удар, когда он по-кошачьи мягко перескочил с одной лестницы на другую. По стене метнулась чья-то тень. Он был здесь! Босвенский зверь, охотник и страж королевы Мейвел!
Вскрикнув от страха, я обернулась к своей спутнице. Лучше бы я смотрела себе под ноги! «Стрекоза» спускалась очень быстро, опередив меня почти на половину пролета. Я не заметила, что ступеньки здесь были другой высоты, и оступилась, неуклюже взмахнув руками. Когда теряешь равновесие, то время словно растягивается. Ты летишь, и все внутри тебя сжимается в ожидании удара.
Последнее, что я помню — расплывающийся рисунок бесконечных лестниц у меня над головой.
* * *
Мне мешали голоса. Было жарко, ломило в висках, и ужасно хотелось уплыть обратно в обволакивающую прохладную темноту, но чужие голоса ввинчивались в уши, вынуждая проснуться. Поморщившись, я открыла глаза, стараясь унять шальную карусель в голове.
— …Все-таки ей следовало бы принять микстуру, — бубнил кто-то в глубине комнаты. — Доктор Коуд всегда прописывал ее от лихорадки. И еще нужно положить горячую грелку ей в ноги, Элспет как раз принесла…
— Да оставьте, — раздраженно отмахнулся второй голос. — Дайте ей нормально выспаться, и все. Организм сам справится с болезнью. О, смотрите, она очнулась!
Одна из двух смутных теней, движущихся по комнате, подошла ближе и внезапно превратилась в миссис Трелони, которая участливо положила ладонь мне на лоб.
— Дорогая, как ты нас напугала!
Я находилась в своей комнате, в постели. Миссис Трелони присела рядом, а поодаль, смирно сложив руки на животе, застыла миссис Дэвис с недовольным лицом, выглядевшая не более живой, чем обычно.
— Я… была больна?
Собственный голос показался мне чужим и каким-то ломким. В горле было сухо, как в пустыне. Миссис Дэвис, словно обладая умением читать мысли, подошла к комоду, наполнила чашку из кувшина и подала мне какой-то отвар, пахнувший сеном. Впрочем, на вкус он был вполне ничего.
— Все так переполошились, — принялась рассказывать миссис Трелони, — когда Ласточка под утро вернулась с пустым седлом. Всю деревню подняли на поиски. Вас нашли конюх Джоэл и какой-то старик — Дуайт, кажется, его зовут? — недалеко от шахты Уил-Дейзи. Вы были без памяти и, должна сказать, вам очень повезло, что они смогли так быстро отыскать вас в тумане! У этого Джоэла, должно быть, глаз как у орла. Он первым заметил лоскут лиловой амазонки, зацепившийся за куст.
— К сожалению, ваше платье все пропиталось грязью и теперь безнадежно испорчено, — добавила экономка с осуждением в голосе. Я посмотрела на нее с изумлением. Меньше всего на свете меня сейчас волновало какое-то платье! Тут бы разобраться, что приключилось со мной!
— Как вы вообще решились на такую поездку! Что за безрассудство! — поддержала экономку миссис Трелони.
Я скосила глаза вниз. На мне была надета полотняная ночная рубашка, мокрая от пота, и от ног до груди меня укрывало толстое одеяло, казавшееся неподъемно тяжелым. Я попробовала его скинуть и невольно вскрикнула от боли, вспыхнувшей в правой руке.
— Осторожнее, мисс! — послышался третий мягкий голосок. Ага, это Элспет (по крайней мере, одна из них). Все собрались, только дяди здесь не хватает. Кстати, что случилось с Робином Уэсли? При одном воспоминании об угрозах Мейвел у меня в груди что-то тоненько противно заныло.
— Мистер Уэсли… очень сильно сердился?
— Даже не вздумайте вставать! — проворчала миссис Трелони, полностью проигнорировав мой вопрос. — Вам сейчас нельзя волноваться. И как минимум неделю следует провести в постели! Шутка ли — целую ночь пролежать на холодной земле! Хорошо еще, что обошлось без воспаления легких!
Целую ночь?! Растерянно моргая, я пыталась собрать в кучку уцелевшие воспоминания. Последние часы перед забытьем выдались богатыми на события. Подъезжая к Уайт бору, я свалилась с седла — это факт. Точно помню, как болела ушибленная рука. А все остальное? Замок, преображенный волшебством, безумное веселье, встреча с родителями, скандал, который закатила Мейвел, подруга-стрекоза и наш бег по бесконечным лестницам… Неужели все это привиделось мне в бреду?! Богатое у меня воображение, однако.
Здоровой рукой я поспешно нашарила цепочку. Слава богу, серебряная стрекоза была на месте! У меня осталось хотя бы это!
Тем временем миссис Дэвис отошла куда-то и вернулась с очень кислым лицом:
— Мне не следовало бы это поощрять, но, наверное, будет проще его впустить.
— Кто там? — спросила я, приподнимаясь на подушках. — Это дядя?
— Нет, и, думаю, мистер Уэсли никогда бы не одобрил этого визита, однако ваш знакомый проявил просто невероятную настойчивость.
Интересно, кто так рвался меня увидеть?
Я не успела толком удивиться, так как в комнату стремительными шагами ворвался Кеннет.
Глава 10
— Это ты! Ты приехал!
Он присел рядом со мной, сменив миссис Трелони, которая тактично отступила на два шага. Завладев моей рукой, Кеннет скользнул губами по костяшкам моих исцарапанных пальцев. В этом прикосновении был целый мир. Все мое горе, все одиночество, преследовавшее меня со дня его отъезда, отступили прочь. Я так сильно по нему скучала — лишь сейчас поняла, насколько сильно. Вцепившись в его руку, как утопающий в спасательный круг, я молчала, не в силах выговорить ни слова. Все приветственные фразы казались нестерпимо банальными, пошлыми, пустыми. Они бы только все испортили.
— Энни, — мягко сказал Кеннет, — не плачь.
— Я и не плачу! — высморкавшись в предложенный им носовой платок, я облегченно вздохнула и снова жадно всмотрелась в его лицо.
Кеннет Фонтерой казался прежним и в то же время другим. Удивительно, как плохо мы запоминаем даже самые дорогие лица. Наша память — нерадивый помощник, она не утруждается, чтобы сохранить всякие мелочи вроде чуть неровных зубов, веснушек на носу или смеющихся морщинок вокруг глаз…
