Приступ на Париж был назначен на следующий день, 8 сентября, день Рождества Пресвятой Богородицы, – вероятно, потому (как думает Шампьон), что в этот праздничный день легче могло произойти народное движение внутри столицы.
Разделяла ли она сама это мнение? Мы знаем, что обычно она избегала сражаться в воскресенье и праздничные дни. Когда же во время процесса ей ставили в вину это кровопролитие под Парижем в праздничный день, она, как всегда, не переложила ответственность ни на кого из своих, но согласилась с тем, что праздники «следует соблюдать», а другой раз сказала, что пошла на Париж «по просьбе дворян, желавших сразиться».
Как бы то ни было, никогда она не сомневалась в том, что для осуществления своего призвания она должна освободить Париж. Молитвой и героическим личным усилием она и сделает всё, чтобы чудо произошло. Но «что до знамений (чудес) – если те, кто этого требует, недостойны этого, я ничего поделать не могу».
В день 8 сентября при этих условиях она и пошла на приступ страшного города «и не против воли, и не по повелению своих Голосов». «На вопрос о том, пошла ли она на Париж по повелению своих Голосов, ответила, что нет; она пошла по просьбе дворян, желавших показаться у города и вызвать стычку; и кажется ей, что, сражаясь с противником, они исполняли свой долг… А сама она имела твёрдое намерение одолеть и перейти через парижские рвы».
На далёкой окраине Парижа, в прежней деревне Ла Шапель, ещё стоит старинная церковь, где, говорят, она молилась в ночь на 8 сентября.
Голоса не могли ей ответить, потому что наследник святого Людовика уже сделал свой выбор между «помощью, которую Бог вкладывает в сердце этой девочки», и холодным дипломатическим расчётом.
Несмотря на то, что этот расчёт просто неверен, Карл VII вступит в Париж, потому что она всё же «обломала острие английской стрелы», по образному выражению её умного современника Тома Базена. Но Карл VII вступит в Париж не только с запозданием на шесть лет после новых ненужных разрушений и убийств: он вступит в Париж без Девушки. Её мечта вручить Францию Христу, примирить всех христиан и повести их на очистительный подвиг – детская мечта, «чтоб все слышали Голос также хорошо, как я», – уже не может осуществиться. Она будет бороться с прежней самоотверженностью, и никогда у неё не вырвется ни одного слова упрёка; один только раз во время процесса – фраза о Режинальде Шартрском, в которой звучит всё, что она думает о канцлере: «Он не посмеет сказать обратное тому, что говорю я!» Постепенно она вступает на новый путь; за то, что её детская мечта не осуществилась, на этом пути будут мучить не только её тело, но и её душу, – совсем как в аду; отвергнутая христианским миром Дочь Божия взойдёт на костёр, чтоб своё неоконченное мессианское дело совершать в веках и в вечности.
Примечания
Жан Деш, Энеа-Сильвио Пикколомини, постановление Реймского городского совета относительно её отца, акт освобождения Домреми от налогов, всадники в небе над Пуату: Рг. IV–V.
Проследить действительные отношения при буржском дворе можно только по тому материалу, который собрал Дю Френ де Бокур, указ. соч. Обе новейшие, друг друга исключающие теории, пытающиеся объяснить роль Девушки политической обстановкой при дворе, выведены отсюда. Филипп Эрланже («Charles VII et son mystere», N. R.F.-Gallimard, 1945) частично и односторонне использовал материалы Бокура и создал роман в настоящем смысле слова, безмерно преувеличив роль Иоланты. Наоборот, Кордье (указ, соч.) взял у Бокура преувеличенное и тенденциозное представление о «всемогуществе» Ла Тремуя, фактическими данными в этой форме не обоснованное и преследовавшее главную цель Бокура: всегда оправдывать короля.
С попыткой похищения Девушки коннетаблем де Ришмоном обычно делается Бог знает что. Сноски Анатоля Франса, по обыкновению, не соответствуют ничему. Люсьен Фабр в этом случае, как и в некоторых других, явно руководствовался одним только Франсом. Повторяю: вся эта история известна единственно по приговору Парламента от 8 мая 1431 г., основные выдержки из которого приведены Бокуром (во II томе).
Бокур даёт также наиболее подробную документацию по дипломатической истории данного периода, в частности относительно переговоров Карла VII с Филиппом Бургундским; письмо Бедфорда от 16 июля 1429 г., письма Карла VII городу Турне от 22 мая и Реймсу от 4 июля, переписка Реймса с Ланом и Шалоном и письмо Режинальду Шартрскому приведены им же (во II томе). Резюме письма Карла VII маркизу Монферратскому – у Морозини.
Относительно субсидий английского правительства Филиппу Бургундскому см. П. Шампьон, «Guillaume Flavy» (Librairie Champion, 1906), и Ж.Лефевр-Понталис в его примечаниях к хронике Морозини.
В этих же примечаниях Лефевр-Понталиса содержится лучший разбор военных действий после коронации. Там же об отношениях Вилье де Лиль-Адама с английским правительством.
Вызов Бедфорда от 7 августа полностью приведён у Монстреле.
Манипуляции английского правительства с крестоносным войском ясно изложил Габриэль Аното: «Jeanne d’Arc» (1911). Интересную подробность этой истории сообщает о. П.Донкёр в своей книге для юношества «La chevauchee de Jeanne d’Arc» (1929): что Св. Престол всё же протестовал по этому поводу перед Карлом VII (почему только «перед Карлом VII», тогда как протест, казалось бы, следовало адресовать в обратном направлении, в Лондон?). Но, к сожалению, я не мог найти ни текста этого протеста, ни его хотя бы приблизительной даты ни в одной из известных мне работ, посвящённых будь то общей истории Франции или Церкви этого периода, будь то Святой Жанне специально, и вообще никаких указаний о нём, кроме каку о. Донкёра.
Сообщение «Парижского Буржуа» о том, что Филипп Бургундский уже 13 августа (в день ухода Бедфорда в Нормандию) был назначен губернатором Парижа, подтверждается документом от 16 октября 1429 г., сохранившимся в коммунальных архивах города Дуэ и упомянутым в статье Ж. Лефевр-Понталиса: «Un detail du siege de Paris par Jeanne d’Arc» в «Bibliotheque de I’Ecole des Chartes» t. XLVI, 1885.
Переписка Девушки с графом д’Арманьяком – в тексте процесса 1431 г. О Петре Арагонском – Ноэль Валуа, «La France et le grand schisme» (vol. I).
Текст перемирия 28 августа: «Suppl. aux term contemp.», указ. соч.
«Что до знамений…»: её ответ на статью 48 обвинительного акта. Её заявления о приступе на Париж: допросы 13 марта после полудня и 15 марта.
VIII
«Что до знамений, – если те, кто этого требует, недостойны этого, я ничего поделать не могу».
Утром 8 сентября, около восьми часов, она выступила с авангардом из Ла-Шапель. Сначала она двинулась большой дорогой с севера на юг, прямо приводившей к парижским воротам Сен-Дени; но не дойдя до ворот, она свернула на запад просёлочной дорогой на Руль, между садами и огородами, держась на некотором расстоянии от городских стен, которые на этом участке тянулись в направлении на юго-запад, довольно точно по линии нынешней улице Абукир и дальше через территорию, занятую теперь Французским банком и Пале-Роялем.
