Пыткой, и притом беспрерывной, было всё, что с ней делали: оковы и клетка, ужас днём и ночью от английских солдат, ложь провокаторов, система допросов – всё для того, чтобы погрузить её душу во мрак. И наконец – самое главное: «Directorium Inquisitorum» рекомендует «внушать обвиняемому, что он обманулся по своей простоте». Это руанские судьи повторяли Девушке без устали, всеми силами старались внушить ей, что Голоса её обманули, раз её миссия остаётся незавершённой, что светила богословской науки знают эти вещи лучше её, что она идёт против Самого Бога, отказываясь принять их суждение, потому что их суждение есть голос всей Церкви. При всём этом они её лишили того, что питало всю её жизнь: причастия.
Это «можно назвать психиатрической пыткой, потому что это действительно похоже на психотерапию наоборот: систематическое обращение к комплексам смирения и вины; длительная моральная и физическая обработка – недоедание, бессонница, усталость, жара или холод, чрезмерный свет или мрак и т. д.; наконец… „амфетаминический шок“, изученный во Франции профессором Деле, может действовать как высшая форма гипнотизма путём мощных импульсов и внушения». Так писал д-р Логр в «Ле Монд» от 21 апреля 1949 г.; только он напрасно полагал, что это «ещё небывалая форма пытки, появившаяся вроде бы со времени последней войны». Стоит людям подумать, что они разумом узнали всё устройство мира и всё, что миру требуется, как они обязательно придут к приблизительно одинаковым результатам.
До неё не доходил ни один голос человеческой поддержки. Никто не мог проникнуть в её тюрьму без особого разрешения Кошона или вицеинквизитора. Допускавшиеся посетители могли быть только союзниками судей. Пьер Дарон, бывший во время процесса руанским прокурором, рассказывает, что однажды пошёл на неё посмотреть вместе с каким-то «адвокатом короля Англии» Манюэлем. «Видя её в цепях и оковах», Манюэль, «смеясь», сказал ей, «что, наверное, она доставлена сюда не по доброй воле, и спросил её, знала ли она тоже заранее, что будет взята в плен». (Её ответ – тот же, что на процессе: знала, но не знала ни дня ни часа.)
Голоса повторяли ей не раз, что она должна увидать английского короля. Теперь Генрих VI жил тут же – в Буврейском замке, в нескольких десятках метров от неё. Вполне вероятно, что маленькому ланкастерскому королю показали уже не страшную ведьму, закованную в цепи и посаженную в клетку, ожидающую суда и сожжения на костре. Может быть, пара больших страдальческих глаз посмотрела с сожалением на этого хилого ребёнка, всё несчастье которого заключалось в том, что на него уже в колыбели возложили две короны, украденные его отцом и дедом.
Но, конечно, не это была основная встреча. Английская оккупационная власть, от «живодёров» до короля, была лишь орудием абстракции, упразднявшей живого Бога и живого человека. Как видно, для окончательного боя с этим основным врагом и было «угодно Богу, чтоб я была в плену».
Процесс вёлся легально, легальными инквизиционными методами. Как говорил Бернар Делисье
[27] королю Филиппу IV, «при наличии инквизиционных методов никто не может оказаться невиновным… Инквизиция нашла бы способ осудить самих апостолов Петра и Павла».
Разбирая «психиатрическую пытку» XX века, д-р Логр писал: «При этих условиях мученики, „свидетели“ Христовы стали бы свидетелями Юпитера; и прежде чем быть распятым, апостол Пётр, „обращённый“ психологической пыткой, каялся бы и исповедовал языческую религию». Руанским судьям и удалось по крайней мере один раз, а может быть, и дважды на короткое время погрузить её душу в полный мрак.
Эти ужасные моменты помрачения – как допустить их возможность после всех озарений, которые были у Жанны и оставляли в её душе полную уверенность в их подлинности? Такая же «невозможность усомниться», такая же «полная уверенность, что она во власти Того, Кого любит» были, как мы знаем, у св. Терезы Авильской – и тем не менее в автобиографии, в главе 36, она рассказывает «странный» случай, притом произошедший без всякой ощутимой причины, даже напротив – в часы великой радости после основания её первого реформированного монастыря:
«Бес внушил моему уму, что это дело могло покоиться на дурной основе. Разве не нарушила я послушания?.. Не было ли всё это нелепой причудой? Во что я вмешивалась?.. Все повеления, полученные мною от Господа, все молитвы, которые вот уже два года, так сказать, беспрестанно обращали к Богу по этому поводу, изгладились из моей памяти так же полно, как если бы всего этого никогда не было… Не предстояло ли мне рисковать спасением моей души?.. Добавьте к этому удручённость, тьму, внутренний мрак, описывать которые я отказываюсь… Молиться я не могла». Чтобы выйти из этого состояния, понадобилась какая-то особая помощь от Бога: «Лучом света Он восстановил меня в истине и показал мне, что эта буря была делом беса».
Между тем св. Тереза, по собственным её словам, в главе 25 автобиографии «без всякого сомнения больше, чем самого беса, боялась тех, кто им напуган» и пугает им других. «Он-то (бес. – С. О.) в конечном счёте ничего не может мне сделать, а люди, о которых я говорю, в особенности духовники, мучают удивительным образом». Но, конечно, самые злые духовники никогда не подвергали Терезу ничему отдалённо похожему на те муки, которые Жанна претерпела от судивших её богословских светил. Сатана знал, через кого внушать ей, что всё её дело «покоится на дурной основе», что она «нарушила послушание», что «всё это было нелепой причудой», что она «рискует спасением своей души», и т. д. и т. п., именно так, как сказано у Терезы. И чудо заключается в том, что среди всех этих пыток, в каждом ответе протоколов, прозрачном, как ключевая вода Домреми, сияет доказательство божественности Голосов: душа Девушки Жанны, Дочери Божией.
Примечания
Все документы подготовки процесса – П. Шампьон, «Proces…», указ. соч.
Церковные дела: Ноэль Валуа, «La Crise…», указ, соч.; (Mgr) В. Мартен, указ. соч. Письмо Желю Мартину V цитировано аббатом П. Гийомом («Jeanne d’Arc est-elle nee a Domremy?», Libr. Acad. Perrin, 1964) по составленному в XVII веке Mарселлином Фурнье манускрипту (№ 806 Лионской муниципальной библиотеки).
О Кошоне: А. Сарразен, «Pierre Cauchon», указ, соч.; см. также Денифль и Шателен, «Chartularium Universitaris Parisiensis», IV; Шампьон, «Proces» (введение и примечания).
Относительно попыток мирного посредничества Св. Престола в 1430–1431 гг.: Дю Френ де Бокур, указ, соч., т. II.
Операции Бастарда Орлеанского «по ту сторону Сены»: там же.
Попытка бегства из Больё: допрос 15 марта.
Боревуарские дамы: допрос 3 марта (фраза, засвидетельствованная у Эстиве и в Орлеанском манускрипте, но пропущенная в латинском переводе).
Боревуарский «прыжок»: допросы 3,14 и 15 марта; обвинительный акт, ст. 41; «Supplement aux temoignages contemporains», указ. соч.
