Но почему её король не слышит больше откровений так, как он их слышал, когда она была с ним? Вопрос коснулся того, что, может быть, больше всего наболело у неё на душе: как мог её король перестать слушать «советы», которые Бог «вкладывал ей в сердце»?
– Я не знаю, – ответила она, – может быть, так угодно Господу… Без помощи Божией я не могла бы сделать ничего.
Обещали ли ей Голоса, что она убежит из тюрьмы?
– Я и это должна вам говорить?
Видит ли она что-нибудь, кроме света?
– Всего я вам не скажу; на это мне нет разрешения, и моя присяга к этому не относится; и я не обязана вам отвечать.
Она попросила дать ей в письменной форме вопросы, на которые она не ответила. И добавила:
– Есть у маленьких детей такая пословица: за высказыванье правды иной раз и вешают…
Тем временем Бопер сообразил, что эта девушка, уверенная в том, что она послана Богом, наверное, заслуживает осуждения за гордыню: нужно только соответствующей постановкой вопросов заставить её высказаться на эту тему Он спросил в лоб:
«Находитесь ли вы в благодати Божией?»
Давно потерявшие священный трепет перед божественным, они поставили перед ней дилемму, в которой она не могла не запутаться: скажет да – гордыня; а скажет, что не знает, – так как же тогда она может утверждать с полной уверенностью, что её Голоса – от Бога? И согласно показаниям 1455 г., в зале суда произошло движение: один из асессоров, Жан Лефевр, осмелился заметить, что нельзя задавать неграмотной девушке такие вопросы, на которые способен ответить не всякий богослов. Но Кошон, не слушая его, сам повторил вопрос Бопера:
– Жанна, находитесь ли вы в благодати Божией?
– Если я не в ней – Бог да приведёт меня в неё! Если я в ней – Бог да сохранит меня в ней!
Получив вместо дилеммы нечто совсем иное, многие из этих учёных богословов начинали находить, что «своими ответами она творила чудеса» (но они подождали окончания Столетней войны, чтобы сказать это громко).
– Я была бы самым несчастным существом на свете, – продолжала она, – если бы знала, что не имею благодати Божией… Я думаю, мои Голоса не приходили бы больше ко мне, если бы я была в грехе.
Бопер атаковал с другой стороны: голоса, пославшие её на помощь королю Франции, – не учили ли они её ненавидеть его политических врагов?
– В Домреми я знала только одного бургиньона…
По собственным словам Жерардена д’Эпиналя, она в Домреми не только совершенно мирно беседовала с ним, хотя не скрывала своего неодобрения его политическим взглядам, – она даже крестила его сына и впоследствии была очень рада встретить его опять в Шалоне; но сейчас, при виде окружающих её постных лиц, ей захотелось показать сверкание стали этим «торжественным отцам», залившим страну кровью под предлогом «конечного замирения королевств Французского и Английского».
– Мне хотелось бы, чтоб с него сняли голову, если бы Бог позволил!
Она стала грозной:
– С бургиньонами случится беда, если они не сделают того, что должны, – я это знаю через мои Голоса!
И она выправила нарочито неправильно поставленный вопрос, перечеркнула минус на плюс, сказала, что её интересовало не «против», а «за».
Было ли у неё намерение угнетать бургиньонов?
– У меня была большая любовь и большое желание, чтобы мой король получил своё королевство.
Когда она была маленькой, было ли ей откровение о том, что англичане придут во Францию?
– Да они уже были во Франции, когда Голоса начали меня посещать!
И опять она долго говорила им о своём детстве, о хороводах у «Дерева фей», в которых трибунал искал способа связать её видения с языческими суевериями.
Перед тем как отправить её назад к сторожившим её «годонам», они потребовали, чтобы она переоделась в женское платье. «Если хотите меня выпустить, дайте мне его, я его надену и уйду. А иначе – нет. Удовольствуюсь этой одеждой, раз Богу угодно, чтоб я её носила!»
* * *
После перерыва в два дня четвёртый допрос, 27 февраля, опять начался неизбежным требованием присяги.
– Охотно присягну в том, что буду говорить правду о том, что относится к процессу, но не обо всём, что знаю… Мне кажется, вы должны этим удовольствоваться, я уже достаточно присягала.
Бопер, председательствовавший и на этот раз, не стал больше настаивать. Он вдруг оказался удивительно внимательным и спросил её, как она себя чувствует.
– Вы же видите, как я себя чувствую: так хорошо, как только могу.
Показала ли она ему запястья своих рук, натёртые цепями, в протоколе не сказано.
Он поинтересовался ещё, постится ли она недавно наступившим постом (можно себе представить, как её кормили).
– Да, действительно, я всё время постилась!
Слышала ли она опять Голос?
– Да, действительно, много раз!
Между строками ими же составленного протокола чувствуется тревога: слышала ли она Голос и на самом предыдущем заседании? (Как заявил на процессе Реабилитации Упвиль, «многие, судя по её ответам, приходили к мысли, что она получает духовную помощь».)
Сначала она не захотела ответить – «это не относится к вашему процессу», – а потом сказала: «Да… но я плохо его понимала, и пока не вернулась в свою камеру, не разобрала ничего такого, что могла бы вам сказать. Там Голос мне сказал, чтоб я отвечала вам смело».
«И сказала, – продолжает протокол, – что она просила совета у этого Голоса по вопросам, которые мы перед ней ставим… Опрошенная о том, что Голос сказал ей в последний раз, ответила, что она просила у него совета по некоторым пунктам наших допросов… и что по некоторым она получила совет, а по другим, о которых она может быть допрошена, она не ответит, не получив разрешения».
– Об откровениях, касающихся короля Франции, не буду говорить без разрешения моего Голоса. Если бы я стала отвечать вам без разрешения, может случиться, что Голоса не будут мне порукой. А когда мне будет разрешение от Господа, я не буду бояться отвечать, потому что у меня будет верная порука.
В первый раз она назвала им своих небесных руководителей: св. Екатерину, св. Маргариту и архангела Михаила, явившегося первым. «Вот уже лет семь, как они взяли меня под своё руководство – Господь разрешил мне это сказать. А если вы сомневаетесь, пошлите в Пуатье, где меня уже опрашивали раньше».
Одинакового ли сукна одежда у св. Екатерины и у св. Маргариты?
– Сейчас я ничего больше вам об этом не скажу; и мне нет разрешения вам это открыть. А если вы мне не верите, поезжайте в Пуатье!
Говорят ли её святые обе сразу или поочерёдно?
– Мне нет разрешения вам это сказать; но я каждый день получаю совет от обеих.
