Как знает она, что это они?
– Я знаю, что это они, и отличаю одну от другой. Я отличаю их по привету, с которым они ко мне обращаются. Я узнаю их также потому, что они называют мне свои имена…
– Я видела их глазами своего тела, так же хорошо, как я вижу вас.
Это восприятие не только духом, но и телесными чувствами (восприятие абсолютно ясное при невозможности точно описать виденное) шло вразрез со всеми представлениями латинского богословия, уже потерявшего к этому времени сохранившееся в православии учение о том, что тело также призвано к обожанию.
Давно ли она услыхала в первый раз голос архангела?
– Я вам говорю не о голосе святого Михаила; я вам говорю о великом утешении.
Что архангел сказал ей в первый раз?
– Сегодня вы не получите ответа. Но Голоса говорят мне, чтоб я отвечала смело.
И она ещё раз потребовала, чтоб они снеслись с арманьякским духовенством:
– Я очень хотела бы, чтобы вы получили копию книги, которая в Пуатье, – если только это угодно Богу.
Запретили ли ей Голоса говорить без их разрешения?
– Опять я вам не отвечу. О том, что мне разрешено, я буду отвечать охотно. А если они мне запретили, я этого как следует не поняла.
Трибунал забрасывал её вопросами.
– Я уже довольно вам говорила, что это святая Екатерина и святая Маргарита. Верьте мне, если хотите!
Как же она различает, на какие вопросы она может отвечать, а на какие – нет?
– По некоторым вопросам я просила разрешения и получила его, по некоторым… Я предпочла бы быть привязанной к лошадям и четвертованной, чем прийти во Францию без повеления Божия.
Они переменили тему, перешли к вопросу об одежде.
– Одежда – это пустяк, вообще ничто. Но когда я оделась мужчиной, я не спрашивала совета ни у одного человека на свете, и не Робер де Бодрикур велел мне одеться мужчиной. Я не переоделась в эту одежду, я не сделала вообще ничего иначе как по повелению Господа и ангелов Его. Всё, что я сделала, я сделала по повелению Господню. И если бы Господь велел мне надеть другую одежду, я бы её надела, раз это было бы по повелению Божию!.. Всё, что я сделала по повелению Господню, я думаю, я сделала хорошо, и верю, что Господь будет мне порукой и помощью.
Она думает, что, одевшись мужчиной, она тоже поступила хорошо? – переспросили они.
– Я не сделала этого без повеления Божия. Из всего, что я сделала, я не сделала ничего без повеления Божия!
Был ли свет, когда Голос пришёл к ней в первый раз?
– Было много света со всех сторон, как и следует!
И, обращаясь к вопрошавшему Боперу, заметила:
– Свет бывает не только для вас одного!
Теперь они стали доискиваться основного: доказательства её призвания, которое она дала королю. Ещё раз: каким образом она узнала Карла VII? Был ли над головой короля ангел?
– Божия Матерь мне свидетельница: если он и был, я об этом ничего не знаю, я его не видела!
Был ли при этом свет?
– Там было более трёхсот военных и пятьдесят факелов, не считая духовного света! И редко откровения мне даются без света!
Она явно смеётся над их стараниями найти ангела и свет не там, где нужно.
Почему король поверил её словам?
– Ему были даны верные знаки. И он это также узнал через своих клириков.
Были ли откровения в Шиноне и в Пуатье?
– Был знак, относящийся к его делам, и это вместе с мнением клириков, нашедших, что во всём этом не было ничего, кроме добра, дало ему веру.
Она сказала, что были и духовный свет, и разные знаки, и знак, относящийся к делам короля, но трибунал знал теперь столько же, сколько и раньше.
Тогда они стали её допрашивать о её мече и знамени, о происхождении и смысле всей этой символики.
Что означало изображение Христа Вседержителя на знамени?
– Я уже достаточно вам говорила, что не сделала ничего иначе как по повелению Божию!
Молилась ли она о том, чтобы её мечу была удача?
– Следует знать, что мне хотелось, чтоб моё оружие было как можно счастливее!
Давала ли она благословлять свой меч?
– Нет, не помню, чтоб давала.
Клала ли она свой меч на алтарь?
– Нет, не помню, чтоб клала. И для того, чтоб ему была удача, не клала.
Какой меч у неё был под конец?
– От Ланьи до Компьени у меня был меч, взятый у одного бургиньона. Это был хороший боевой меч, им можно было здорово лупить.
Допросы производились теперь через день. 1 марта она заявила на очередные требования присяги:
– Я знаю немало вещей, которые не относятся к процессу, и говорить их нет надобности… О том, что я знаю из относящегося к процессу, охотно скажу вам правду – скажу столько же, как если бы была перед папой Римским!
Они в этих словах уловили оттенок непочтительности к Апостольскому Престолу и повели бой по этой линии, спросив, которого из пап она признаёт.
Она была так далека от этих дел, что переспросила:
– Разве их двое?
Тогда они извлекли Бог весть как попавшую к ним её переписку с графом д’Арманьяком, её вежливый ответ на его просьбу рассеять его канонические сомнения. Как мы знаем, она ему тогда написала, что ответит в своё время: теперь выходило, что она бралась судить о вещах, которые в их официальной церковности уже считались совершенно решёнными, а по совести были как бы совсем неразрешимыми.
– Я ответила ему, что дам ему ответ, когда буду в Париже или в другом месте, в покое. Я садилась на коня, когда дала ему ответ…
Что она в спешке пообещала ответить и в конечном итоге не ответила ничего, – это обстоятельство не интересовало их, собиравшихся в скором времени отбыть на Базельский собор. Интересовала их самая возможность обращения верующих к ней – к Девушке с большой буквы – за советом по вопросу совести, запутанному стараниями клира настолько, что распутать его вполне канонически не было вообще никакой возможности, по признанию всех честных людей. «Причина всей схизмы – деньги», – писал Жерсон. А для того чтобы люди, чувствовавшие, что «деньги – причина всего», не бежали за советом к Жанне д’Арк, Жанну д’Арк нужно было сжечь, тем более что за это тоже платились хорошие деньги. Страшное обвинение в том, что она вопросы высшей церковной дисциплины подчиняет своим личным откровениям, не исчезнет больше из зала суда. Трибунал её прижимал, огласил текст её письма.
– Мне кажется, я дала этот ответ отчасти, а не целиком… Я не знала, что ответить, потому что он меня просил дать ему знать, кого он должен слушаться, чтобы угодить Богу А я сама – я считаю и верю, что нужно слушаться папы, который в Риме… Его гонцу я сказала вещи, которых в письме нет, а о том, кого он должен слушаться, чтобы угодить Богу, ответила, что этого я не знаю. А зато велела передать ему многое, что не написано в письме.
