Письмо Бедфорда с требованием подкреплений: Эндрю Лэнг, указ. соч. (по Римеру «Foedera», t. X).
Численность войск под Азенкуром и пр.: Монстреле, Кузино, Ж. Шартье. Под Орлеаном: Буше де Моландон, «L’armee anglaise…», указ. соч. Ср. Режин Перну, «La Liberation d’Orleans», указ. соч.
Для военных действий под Орлеаном основным источником остаётся «Дневник осады Орлеана» («Jounal du Siege d’Orleans», publ.p. Charpentier et Cuissard, 1896), в основных своих частях современный событиям, хотя местами несколько переработанный в дальнейшем (главным образом дополненный материалами процесса Реабилитации). «Хроника празднования 8 мая» («Chronique de I’etablissement de la fete du 8 Mai»), представляющая собой, по всей видимости, поздний рассказ очевидца: Pr. V.
Дату отправки Сентрая к Филиппу Бургундскому невозможно установить; «Journal du Siege» относит её к началу марта, но это место интерполировано, как показал Лефевр-Понталис; с другой стороны, «Journal» опять упоминает присутствие Сентрая в Орлеане 2 апреля. Несомненно то, что посольство вернулось 17 апреля и ездило с ведома буржского правительства, которое соглашалось сдать Филиппу Орлеан «в секвестр», надеясь этим путём спасти на юге какой-то огрызок королевства.
«Белая девушка» – выражение из анонимной латинской поэмы, воспроизведённой во многих рукописях («Registre Delphinal» и др.): «Если у мужей хватит доблести присоединиться к белой девушке и следовать за её оружием, то коварные англичане погибнут, поверженные французами с этим женским Марсом; тогда настанет конец войны, воскреснут древнее единство, любовь, благочестие и право».
«Appelait mondit seigneur le gentil Dauphin, aucunes fois I’appelait I’oriflamme»: Матьё Томассен.
Яркий пример обращения с материалом: о том, что 28–29 апреля она была в Рюлли, свидетельствует только один документ (Pr. V): о возведении в дворянское достоинство некоего Ги де Калли на том основании, что во время пребывания Жанны Девушки под его кровом в Рюлли он удостоился вместе с ней видения херувимов. Акт этот существует только в копии XVI века, и за неимением оригинала можно усомниться в его подлинности. Одно из двух: или нет никаких оснований утверждать, что она когда-либо была в Рюлли, или нужно считать, что Ги де Калли так или иначе видел вместе с ней херувимов. Между тем о её остановке в Рюлли можно прочесть почти в каждой сколько-нибудь подробной истории Святой Жанны, зато почти нигде не упоминается о случае с Ги де Калли.
Взятие форта Сент-Огюстен описано в «Gestes des nobles de France» д’Олоном в его показаниях и в «Дневнике Осады», отчасти повторяющем д’Олона. Паника, вызванная мнимым появлением англичан с того берега, описана только в первом из этих источников. Но все они сходятся в том, что Девушка собственной инициативой увлекла на приступ войска, отходившие (и большей частью уже отошедшие) на Иль-о-Туаль. Это и был один из решающих этапов фактического перехода командования в её руки. И ясно, что следующим этапом был эпизод открытия Бургундских ворот, запертых Гокуром; следовательно, по общему ходу событий нужно считать, что этот последний эпизод имел место 7 мая, как указывают де Кут и «Хроника Девушки» («Chronique de la Pucelle»), а не 6-го, как говорит в своих показаниях Симон Шарль (рассказывающий понаслышке от Гокура).
Гийом Жиро: Pr. IV.
Празднование 8 мая на Мон-Сен-Мишель: Симеон Люс, указ. соч.
VI
«Простите друг другу, от всего сердца, полностью, как должны искренние христиане».
9 мая 1429 г. Карл VII писал циркулярное сообщение населению своих городов, «зная, что для них, как для верных подданных, не может быть большей радости и утешения». Писать пришлось в три приёма и заканчивать на следующий день, по мере того как приходили вести – одна за другой.
Возблагодарив Бога за то, что Он сжалился над несчастным и столь верным народом Орлеана, король сообщал сначала о переброске провианта в осаждённый город и о взятии форта Сен-Лу. Эта часть составлена ещё осторожно, без уточнения, «как и кто»
«Письмо это было уже написано, когда к нам около часа пополуночи прибыл герольд». Взят форт Сент-Огюстен, взята Турель. «И нет слов, достойных восславить эти подвиги и дивные дела, о которых сообщил нам герольд, и другие ещё, совершённые Девушкой, которая всё время лично присутствовала при всём этом».
«И после этого ещё прибыли к нам два дворянина и привезли нам об этом письмо руки господина де Гокура. Кроме того, в этот же вечер получили мы достоверные сведения»: английская армия отступила, «оставив свои бомбарды, свои пушки, большую часть своего продовольствия и обоза».
Четыре месяца прошло с того дня, когда она в слезах крикнула отцу Жерара Гийемета: «Прощайте, я ухожу в Вокулёр!» Теперь гонцы с такими письмами, как королевский циркуляр городам, мчались во все концы свободной Франции и за её пределы, в дружественные и в нейтральные страны.
Чтобы судить о произведённом впечатлении и о переломе настроений, нужно прочесть те пламенные строки, которые писал в Риме учёный французский клирик, получив известие об освобождении Орлеана. Он только что закончил компиляцию всемирной истории «от сотворения мира до 1428 года». Патриот, он оплакал на последних страницах судьбу Франции и её короля, «нового Приама». Теперь он сел писать дополнение к своему труду.
«Произошло событие столь великое, столь значительное и столь неслыханное, что, кажется, не было такого от начала мира. В королевство Французское пришла девушка; она пришла лишь тогда, когда королевство было уже накануне полной гибели и скипетр готов был перейти в чужие руки… Тебе, Боже мой, Царь царей, воздаю я хвалу за то, что Ты унизил гордого, сломив и обуздав наших противников силой Твоей десницы».
С другого конца Европы, из Брюгге, ему вторит Джустиниани, сообщающий в Венецию:
«Смею вас уверить, что если бы этого не случилось, не прошло бы двух месяцев, как дофин должен был бы бежать и бросить всё – ему уже нечего было есть и не было ни гроша на содержание при себе хотя бы пятисот воинов… И смотрите, как помог ему Бог: как через женщину, то есть через Владычицу нашу Богородицу, Он спас человеческий род, так через эту девушку, чистую и без единого пятнышка, Он спас самую прекрасную часть христианского мира… Видит Бог, какую радость по всей стране вызвали эти известия».
Оба они – и французский клирик в Риме, и венецианский купец во Фландрии – подчёркивают эту сторону больше всего: освобождение Орлеана для них действительно «знак», доказательство того, что в историю вошла «служанка Божия», «девушка чистая и без единого пятнышка», какую призывали все светлые стороны средневековой души. Освобождение Орлеана окончательно определило и стремительно ускорило психологический сдвиг, наметившийся уже раньше. Как пишет Джустиниани, до этого немало было тех, кто издевался над «девицей, пасшей баранов»; но в то же время – за две недели до освобождения Орлеана – в самом Париже уже ждали чего-то необычайного, уже вытаскивали на свет Божий какие-то «пророчества».
Людям, погрязшим в убийствах, изменах, насилии и грабежах, всё это в конце концов надоело и опротивело до невозможности. Рыцари, ставшие разбойниками, крестьяне, обратившиеся в диких зверей, священники, торгующие благодатью, буржуа, занятые военными барышами или спасением собственной шкуры, – все они больше всего нуждались в чистоте. Это давно сознавал Жерсон, понимали это и другие наиболее чуткие люди. В самый тяжёлый момент, в предыдущем году, Ален Шартье в поэме «Надежда» предрекал «близкое» избавление, которое могло быть достигнуто уже только «молитвой и самопожертвованием». Он писал:
