– Как ты можешь быть уверен, что он меня не в-выдаст?
– Она знает Кара-Гасым. Слышала. Теперь еще видела. Я тоже человек-слово. Обманет – приду в Агдам, найду ее, убью. Она знает. Лучше скажи: что теперь делать будешь? Твой враг Хачатур мертвая. Ты доволен?
– Нет. Это был не враг, а орудие врага. Но теперь, благодаря тебе, я з-знаю, как зовут того, кого я ищу: Дятел.
Гочи подошел к столу, взял с блюда не до конца объеденную баранью ногу. Понюхал, откусил.
– Хорошо, – сказал он, двигая челюстями. – Давай Дятел искать-убивать.
Фандорин удивился:
– Зачем тебе это? С Хачатуром ты враждовал, а что тебе до Дятла?
– Считать давай. Я тебя из колодец спас? – Гасым положил баранину, разогнул измазанный жиром палец на правой руке. – Ты меня спас, когда Хачатур стрелял? – Разогнул палец на левой руке. – Потом этот дурак с хэнджел меня резать хотел, когда «кольт» не стрелял. Ты меня опять спас. – Показал на левой второй палец. – Я в Хачатур стрелял, думал – теперь поровну. – Отогнул второй палец и справа. – Но ты говоришь, не Хачатур надо был стрелять. – Палец на правой руке снова сложился. – Сам видишь, да?
Показал обе руки: на левой два пальца, на правой один.
– Помогу тебе Дятел найти – тогда честно. Мужчина не говорит «спасибо», мужчина делает «спасибо».
– Спасибо. Я рад.
Сказано было с искренним чувством.
С помощью Гасыма будет гораздо легче найти черную кошку в темной комнате – верней, поймать дятла в густом лесу.
* * *
Мальчишки около Масы не было. Зато подле раненого сидел вчерашний тэбиб и чем-то поил его из кувшина с узким горлышком.
– Он говорит, теперь много спать не надо, – перевел Гасым слова старика. – Теперь кушать надо. Будет хорошо кушать, может, живой будет. Или не будет, на всё воля Аллах.
Когда лекарь ушел, Фандорин рассказал японцу о смерти Однорукого и о Дятле.
Слушал японец Эраста Петровича, а смотрел только на Гасыма. Не отрываясь. Тот стоял, привалившись к стене, опять что-то жевал.
Внезапно Фандорин увидел, что по лицу Масы сбегает слеза.
– Тебе больно? П-плохо?
– Мне хорошо, господин. – За первой слезой потекла вторая. – Я плачу от радости. Я вижу, что это настоящий человек. Искренний человек, хоть и акунин. Якудза из самых лучших. По глазам и повадке ясно: он понимает долг верности. Вы знаете, я не ошибаюсь в таких вещах. Я могу передать вас в его руки со спокойным сердцем… Он даже красивей меня, – трагически сказал Маса. – Большой, толстый, похож на Сайго Такамори. Только у маршала Сайго не было таких усов. Я рад, но мне очень горько… Что в этом трудном деле рядом с вами он, а не я…
Слезы полились сразу из обоих глаз, потоком.
– Вай, плачет, – сказал Гасым. – Совсем слабый.
А Маса попросил:
– Посадите меня, господин.
– Зачем? Тебе нельзя.
– Очень прошу. Посадите! У меня самого не хватит сил.
Фандорин бережно приподнял раненого, подложил ему под спину подушки.
– Гасыму-сан… – позвал Маса.
Гочи подошел, утирая губы рукавом.
– Сел – ай, молодец. Жить будешь.
– Очень прошу, Гасыму-сан. Нудзьно хоросё забочиться о господзине. Очень прошу!
Японец порывисто, что было сил, поклонился. И потерял сознание от резкого движения – повалился вбок, обмяк.
– Аман-аман, – расстроенно покачал головой Гасым. – Нет, не будет жить. Помрет. Жалко, да?
Опытная женщина с безупречной репутацией
Распоряжения по хозяйству отданы, Турал поцелован в лоб и отправлен с гувернером в Пони-клуб – учиться благородной посадке в седле, мальчику из хорошей семьи без этого нельзя. Можно посвятить несколько минут утреннему кейфу.
Утренний кейф у Саадат происходил в гардеробной комнате, куда прислуге без особого разрешения заглядывать не позволено. В небольшом, уютном помещении, где по стенам – платья, на полу – коробки с обувью, а поверху – шляпы, всегда курились благовония, отлично скрадывавшие запах голландского табака. Первая утренняя папироса – одна из радостей жизни. И, как большинство жизненных радостей, запретная. Впереди длинный день, будет много забот, но уж десять-то минут можно себе презентовать?
Шелковые платья, туфли на каблуках, безумно прекрасные шляпы с перьями – всё это было абстрактным искусством. Ничего подобного респектабельная мусульманская вдова носить не станет. Разве что в европейском турне. Или перед зеркалом, наедине с собой. Но примерять наряды – отдельная радость жизни, вечерняя. До вечера еще нужно дожить.
По утрам Саадат просто курила и рассматривала в зеркало свое лицо. Настоящей женщине никогда не прискучит это занятие.
Она знала про себя: не красавица. Нос великоват, рот широковат, губы тонковаты. Разве что брови хороши, шелковистая кожа – ну и глаза, конечно: хоть по азиатским меркам, хоть по европейским. Женщины, даже приличные, подкрашивают ресницы, а ей не нужно. С такими глазами и бровями от чадры одна польза. Многократно проверено: верхняя треть физиономии действует на мужчин сильнее, нежели демонстрация товара целиком. Это было еще одной причиной, по которой Саадат в свое время решила исполнять роль ортодоксальной мусульманской матроны. Конечно, возмутительно, что женскому полу на востоке предписывается прятать лик, как будто он – какая-то непристойная часть тела, однако Саадат была уверена, что этот закон в древние времена придумали сами женщины. У мужчин не хватило бы мозгов.
Если тебе есть что показать, ты всегда найдешь возможность это сделать. Именно тому мужчине, который тебя интересует. И в тот день, когда особенно хорошо выглядишь. Пусть потом вспоминает, глотает слюни.
Резон этот, впрочем, не был главным. Хочешь жить в Баку и успешно заниматься нефтяным бизнесом – используй природные преимущества сполна. А принадлежность к женскому полу, особенно на Востоке, – огромное преимущество, Саадат была в этом уверена. Если бы, при ее характере, она родилась на свет горбуньей, то и тут придумала бы, как обратить это обстоятельство себе на пользу. Разумеется, в жизни бакинки-мусульманки есть определенные неудобства. Например, еще несколько лет назад считалось неприличным пойти в театр. Но сейчас в лучшем городском театре для дам вроде Саадат Валидбековой есть специальные ложи, плотно укрытые портьерами от нескромных взглядов. Если сидишь там в одиночестве, можно и к фляге с коньяком приложиться. Завидуйте, европеянки.
Рассмотрев во всех деталях лицо, Саадат положила папиросу и распахнула китайский халат.
Теперь, согласно ритуалу, надо было осмотреть фигуру. Повернулась боком, ущипнула живот, бедра. Нигде не висит. Теперь спиной. Аллах всемогущий, что это на левой ягодице? Неужто тот самый cellulite, о котором пишут в дамских журналах? Какой ужас!
