Книга Путеводитель потерянных. Документальный роман, страница 54. Автор книги Елена Григорьевна Макарова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Путеводитель потерянных. Документальный роман»

Cтраница 54

Путеводитель потерянных. Документальный роман

Карел Швенк, 1939. Архив Е. Макаровой.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Иржи Зюсланд (Цайлайс), 1941. Архив Е. Макаровой.


…Нет, это нельзя повторить, it’s gone, it’s gone, it’s gone — все в прошлом! А Труда [32]! У нее вечно отрывались пуговицы, таких нерях я в жизни не видывала, но актриса! В «Последнем велосипедисте» она выходит на сцену, говорит мечтательно: «С утра я думала, что будет дождь, а поглядите, развиднелось». Швенк изо всех сил с ней заигрывает, а она все про погоду да про погоду… Кстати, Труда в Праге, умирает от рака. У нее был плохой слух, и, когда нужно было петь, она открывала рот, и Швенк пел за нее… it’s gone, it’s gone, it’s gone!

— Маргит, вы потрясающая актриса!

— С астмой, — замахала она руками, — и с такой фигурой?! Хотя я метила в актрисы. Поступила в Праге в театральное училище, но в 1948 году отчислили. Те из нас, кто чудом выжил, попали под статью «непролетарское происхождение». Сколько нас вернулось из концлагерей, и куда? Дома заняли чужие, вещами нашими пользовались чужие… Кроме непролетарского происхождения, нам ничего не принадлежало.

* * *

В 1949‐м Маргит приехала в Израиль, вышла замуж за Зильберфельда, работала официанткой в кафе «Нава». Живут они тесно, гостей не приглашают. Есть кошечка Муци-пуци, самая хитрая из всех иерусалимских кошек, и Зильберфельд — самый эрудированный из всех иерусалимских библиотекарей. Знает десять языков, умен как сто чертей и ревнив как Отелло!

В 1990 году мы всей семьей переехали в Израиль. Выставку «От Баухауса до Терезина» в Музее искусств Яд Вашема, которую я курировала, высоко оценила местная пресса. Маргит была горда нашей дружбой. И при этом постоянно упрекала меня в том, что я беспардонно влезла в ее жизнь, что я ее пользую, что из‐за меня она лишилась сна и тому подобное. При этом она ревновала меня ко всем выжившим и, чтобы не оставлять меня с ними наедине, устраивала демарши.

Как-то прихожу я в кафе «Нава» к назначенному часу. Но вместо терезинской Эвы, с которой у меня было назначено свидание, сидит Маргит в новом ситцевом платье в мелкий цветочек, с оборочками и рюшечками. Серые стеклышки глаз смотрят мимо.

— Где же Эва?

— Она не придет, — победоносно заявляет Маргит. — Я ее отговорила. Ты бы спросила меня сначала, стоит ли говорить с Эвой, я бы сказала — нет. Про Терезин она ничего не помнит. Ее депортировали в мае 1943 года в Освенцим. Там отшибает память. Мне бы точно отшибло.

Там Маргит не была. Не хлебнула сполна. Проштрафилась. Не пригласят ее в Яд Вашем стоять с факелом в руках. Она неполноценная жертва Катастрофы. Хотя именно из‐за нее она не стала актрисой. Талант, как сырое тесто, растекся по противню, да пирог не спекся. А у тех, кто лег «передком», спекся. Но к падшим она не принадлежит.

— Им нужно, чтобы их слышали все, — шипит Маргит по-чешски, указывая головой в сторону громогласных хабадников. — Моя религиозная бабушка составила бы им компанию, но Бог наплевал на ее праведность.

У Маргит натянутые отношения и с Богом, и с людьми. Она никого не жалует, кроме Бонди (так зовут ее высокого носатого мужа в черной шляпе, под которой обитает банк данных по всем областям науки и культуры), он единственный, самый-самый и т. д., и т. п.

Я сказала Маргит, что нашла в Праге фотографии Швенка и его стихи, довоенные и терезинские.

— Зачем тебе это?

— Ты влюбила меня в Швенка.

— И дальше что?

— Напишу пьесу. Или сниму фильм, еще не решила.

Маргит замахала руками.

— Даже не пытайся! Знаешь про Восковца и Вериха? Эти два комика создали в Праге перед войной политическое кабаре. Они стояли перед занавесом и вели диалог, очень смешной. На злобу дня. То же самое — кабаре Швенка. Невозможно воспроизвести. Например, он выходит и начинает рассказывать о том, что только что случилось. А в лагере все время что-то случается. Скажем, он вышучивал деятельность отдела по работе с молодежью. О чем это было? Не помню. Сплошная импровизация. Неповторимая. Повторялись только песни, например «Хола Хоп, друзья мои»…

Маргит поет. Жаль, что диктофон не на столе, стану доставать, замолкнет.

— Слышишь, это марш, уже в самом этом жанре таится политическая подоплека. Он же не пел «Дунайские волны»! Я была без ума от швенковских «Актуалий». Представления давались раза три в неделю. В Магдебургских казармах. Чудесный маленький театр, куда втискивалось от ста пятидесяти до двухсот человек. Люди стояли, сидели, я была по ту сторону, в реквизиторской. Я обожала это, обожала каждую секунду, проведенную там.

Терезин был — ее, театр был — ее, и Швенк был — ее.

— Маргит, ты звезда, твое место — на сцене!

— Фу, фу, фу! Звезд я в Терезине навидалась. Даже танцевала с ними пародию на гитлерюгенд. Камилла Розенбаум [33], великая балерина, я и еще одна блондинка, не могу вспомнить ее имени. Но с ужасной судьбой. После войны влюбилась в русского офицера, жила с ним, и он ее убил. Разрезал ножом на куски.

— Да, мы, русские, такие… Нож в руки…

— Не передергивай! Хочешь, чтобы толстая корова с одышкой танцевала на сцене?! Это всех умилит, особенно нашу злорадную примадонну, госпожу Шён!

Маргит закашлялась, задышала, как жаба, кадыком. Имя Навы Шён вызывало приступ астмы. Благо, волшебный спрей в кармане. Оросив распахнутый рот струей из флакончика и все еще давясь кашлем, она просипела:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация