Написано не Вульфом.
Моей печальной обязанностью является оповестить вас о том, что ваш сын Гийом погиб от ран, полученных во время телепортации из Александрии на фронт Оксфорда во время исследовательской миссии. Подобное случается редко и неожиданно, и, несмотря на то что наши специалисты отдела Медицины прибыли к нему на помощь моментально, спасти ему жизнь было невозможно.
Мы рассмотрим вопрос о том, чтобы заложить камень с его именем в холле Великой библиотеки знаний, и его имя, и его подвиги будут увековечены в истории.
Мы изъяли его личный журнал, который он заполнял вплоть до сегодняшнего утра, и передали в архив Великой библиотеки. Дни его жизни помогут жизням тех, кто будет после него.
Пожалуйста, от имени Библиотеки примите глубочайшие соболезнования по этому поводу. Сотрудник похоронного бюро из Лондонского серапеума будет сопровождать тело вашего сына до дома.
Сообщение, отосланное в тот же день, написанное от руки профессором Вульфом и адресованное руководителю Артифекса.
Эта кровь на ваших руках. Не важно, случайно или специально, но именно вы виноваты в том, что произошло. Я никогда этого не забуду.
Ответ руководителя Артифекса профессору Вульфу, полученный в тот же день.
Не будьте глупцом. Мы оба знаем, что это не случайность. Мы оба знаем, почему это было необходимо.
Я надеюсь, что вы этого не забудете, потому что несчастья случаются. Случаются даже с теми, о ком вы заботитесь больше, чем о шпионе поджигателей.
Глава седьмая
Из-за смерти Гийома Джесс ощущал в душе странную пустоту. Он наблюдал, как медицинские работники завернули тело его друга в чистую белую ткань и завязали аккуратным традиционным узлом. Теперь они унесут тело в саркофаг, который будет отправлен на бальзамирование, если религия Гийома это позволяет. Скорее всего, да, подумал Джесс, потому что парень, вероятно, был католиком.
Джесс продолжал думать обо всех этих действиях, чтобы избежать более болезненных мыслей – о том, что Томас не мог перестать задавать вопросы вроде «Как думаешь, ему было больно?» или «Как думаешь, он понимал, что вот-вот умрет?». Джесс понятия не имел, как отвечать на подобные вопросы, и не знал, как ответы на них, даже если они каким-то образом выяснят правду, могут успокоить кого-то из них.
И стало только хуже, когда Халила внезапно начала рыдать. Даже Глен выглядела подавленной. Это немного удивило Джесса. «Однако главный вопрос заключается в том, – думал Джесс, – почему я почти ничего не чувствую, когда остальные чувствуют столько всего?» Может, виной всему было его воспитание. Может, количество смертей, которые он уже наблюдал в работе контрабандистов на черном рынке.
А может, Джесс просто пытался спрятать все свои эмоции в маленьком, темном уголке, пока не настанет время встретиться с ними лицом к лицу. Точно так же он поступил, когда ему было девять и его старший брат Лиам оказался на виселице. Он концентрировался на делах, которые требовали немедленного выполнения, так долго, как только мог.
Дарио тоже не плакал. Их с Джессом это объединяло. Когда тело Гийома вынесли из транспортировочного зала, Дарио уперся плечом в стену рядом с Джессом и сказал:
– Если кому-то из нас и суждено было умереть, может, и к лучшему, что это он. Его предки-поджигатели родом из страны восстаний. Им не следовало позволять ему приезжать сюда.
Это было лаконичное, хладнокровное и жестокое, но справедливое заявление, и Дарио произнес слова так, что только Джесс мог его услышать.
Джесс кивнул.
– Учитывая все это, ему, должно быть, было чрезвычайно сложно получить возможность попасть сюда в принципе, – сказал Джесс. – Прояви немного уважения.
– Я проявляю, – ответил Дарио. – Однако я смотрю на вещи здраво. У него были секреты. У тебя тоже есть.
Они имели куда больше общего, подумал Джесс, чем каждый из них желал признавать. Джесс никогда не осознавал этого, всегда считал себя хорошим человеком в глубине души. Однако, находясь теперь рядом с Дарио, слыша знакомый голос и знакомые слова от другого человека, он над этим задумался.
– У меня и правда есть секреты. Я тайно полагаю, что ты ублюдок, – сказал он Дарио, хотя и не особо злобно. – Уйди. Я думаю.
– Что ж, для этого дела тебе потребуются все твои силы, – согласился Дарио и подошел к Халиле и обнял ее за плечо. Джесс видел, как она расслабилась, прильнув к Дарио, и вдруг понял, что его совсем не удивляет тот факт, что эти двое тянутся друг к другу. Не удивляет после того, что он видел в транспортировочном зале. Она доверяет этому парню. Почему Халила доверяет Дарио, оставалось для Джесса загадкой, однако было очевидно, что нечто в их взаимоотношениях изменилось.
Взгляд Джесса метнулся к Морган. Все более или менее пришли в себя, однако у Джесса ныло под ребрами, и, кажется, он ушиб колено – не настолько сильно, чтобы это причиняло неудобства, однако достаточно, чтобы оно теперь болело. Он проигнорировал боль. Бывало и хуже.
Однако это удерживало его от того, чтобы идти к Морган.
Когда Джесс поднял свой рюкзак и снова закинул за плечи, к нему подошел Томас. Рюкзак у него уже висел за спиной и тоже причинял ему неудобства, судя по перекошенному от боли лицу Томаса.
– Мы что, оставим Гийома здесь? – спросил он. – Так просто? Никакой… церемонии?
– Мы отправляемся на территорию военных действий, Томас. У нас нет времени на прощальные церемонии.
– И все равно, это кажется…
– Пошли.
Джесс знал, что выглядит нетерпеливым и циничным, однако не мог ничего с собой поделать. Скорбь Томаса нервировала его, как наждачная бумага, трущая кожу, и Джессу хотелось на ком-нибудь сорваться.
Томас печально на него посмотрел, но все же пошел следом, когда Джесс направился к двери. Морган шла рядом с профессором Вульфом. Халила до сих пор шагала вместе с Дарио, но, когда они вышли из транспортировочного зала в широкий кирпичный коридор, она отошла от него и зашагала быстрее, высоко вскинув подбородок. И снова выглядела независимой.
Профессор Вульф вывел всех – теперь всего семерых – в читальный зал Эйлсбери. Как и в Александрии, здесь стояли книжные стеллажи и столы, однако здесь стояла еще и огромная гудящая печь, в то время как в Александрии подобной нужды не было. Джесс не задумывался о погоде до этого самого момента, однако знакомая английская сырость и прохлада тут же напомнили ему о себе. На Джессе была легкая одежда, подходящая для беспощадной жары, к которой он уже начал привыкать, а теперь он понял, что ему не хватает чего-нибудь теплого.
В этом зале и пахло иначе. Те же бумага и чернила, без сомнений, и пыль, но еще едва уловимо в воздухе тут вился запах плесени. А еще чувствовался резкий аромат древесины из камина, тепло от которого не могло обогреть все помещение. Старая зола. Старый налет.
