Однако Томас в математике определенно был силен, потому что сказал хриплым голосом:
– Мы поедем со скоростью в четыреста восемьдесят километров в час.
– Вы едва ли это заметите, если только не будете таращиться в окно. А если будете, мой вам совет: смотрите на горизонт, чтобы голова не закружилась. – Профессор Вульф нажал на кнопку, которую едва можно было разглядеть на боку вагона, и такая же почти незаметная дверь тут же распахнулась перед ними без единого звука. – Когда войдете, остановитесь, пока не услышите звонок. Если не слышите звонок, стойте неподвижно.
– Что иначе произойдет? – спросил Джесс.
– Это личный транспорт верховного архивариуса. Учитывая это, я тебя уверяю, ты не хочешь знать ответ.
Отчего-то после таких слов никому не хотелось заходить первым, и со вздохом Джесс вышел вперед и замер в дверях, как зашел. Раздался мелодичный звонок, и он, прихрамывая, зашагал вперед, в мир, где все было идеально, на месте да и просто выглядело прекрасно и где Джесс чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Грациозная юная дама в библиотечной униформе, явно сшитой по фигуре и сидевшей идеально, стояла в нескольких шагах от входа. Она улыбнулась Джессу, отчего он почти что поверил, что ему здесь и правда рады.
– Прошу сюда, мистер Брайтвелл, – сказала она. – Полагаю, вы хотите освежиться, прежде чем воспользоваться другими удобствами.
Джесс не сдержал циничного смешка, вырвавшегося из его груди.
– Полагаю, – повторил он в ответ и последовал за ней по вычищенному до блеска коридору, мимо столов и стульев, мимо элегантного вагона-ресторана, а потом по коридору другого вагона с отделкой из дерева. Женщина прошла мимо трех дверей, а затем открыла ту, на которой висел бланк с именем «Джесс Брайтвелл», написанным изысканным почерком.
– Спасибо… Как вас зовут? – спросил Джесс, заходя внутрь. Ее улыбка вдруг стала натянутой.
– Гретель, сэр. Если вам что-либо понадобится, пожалуйста, позвоните в колокольчик. Мыло и банные принадлежности вы найдете в вашей душевой.
Гретель выглядела очень милой, однако Джесс отлично видел, что ей неприятно находиться рядом с ним. Он ее не винил. Должно быть, она встречала немало влиятельных людей в этом поезде. А необходимость прислуживать теперь израненным, грязным, никому не известным студентам наверняка вызывала у нее негодование.
Джесс закрыл за собой дверь и на пару секунд припал к стене, выдыхая, затем снова открыл глаза и огляделся. Кровать выглядела соблазнительно мягкой, однако помыться ему нужно было куда больше. Грязь, засохшая у него в волосах, сводила его с ума.
* * *
Несмотря на то что уэльский врач заверил Джесса, что водонепроницаемые бинты отлично защищают его рану и что бок заживает очень быстро, он не стал рисковать и принимал душ очень осторожно. Жуткие фиолетово-черные синяки покрывали его бок и спину, и Джесс внезапно понял, что это, вероятно, выглядело очень пугающе, и если бы его синяки увидела Гретель, она бы тут же убежала, закричав от страха. Синяки выглядели куда хуже, чем уже затянувшаяся рана от пронзившего его бок ножа.
В этом шикарном поезде нашелся даже банный халат, теплый и мягкий, и Джесс с радостью натянул его, когда вымылся, а потом растянулся на своей кровати. На него дул прохладный воздух от кондиционера, и впервые за долгое время Джессу показалось, что он и правда может наконец отдохнуть.
Он даже не подумал о том, что надо запереть дверь на замок.
Неудивительно, что он заснул, а проснулся только тогда, когда дверь резко хлопнула и в его комнатку зашла Морган со словами:
– Мне сказали позвать тебя на ужин… Ой, прости.
– Нет, ничего, все в порядке, – сказал Джесс и попытался сесть, однако после сна все его мышцы расслабились, и вышло у него неуклюже. Он схватился за халат, чтобы тот не распахнулся окончательно. Его попытка оказалась не очень успешной, и Морган увидела его черный от синяков бок. Она тут же ахнула и поспешила ему помочь встать. Джесс быстро дернул ворот халата и попытался затянуть потуже.
– Не извиняйся, – сказала Морган. – Я видела вещи и похуже.
– Надеюсь, ты имеешь в виду синяки похуже.
– Ну а что, по-твоему, я могу еще иметь в виду? – Она селя рядом с ним, и на миг между ними воцарилась молчаливая гармония. Морган тоже вымылась, ее каштановые волосы свободно спадали по плечам, и наэлектризованные локоны распушились, когда она откинула волосы за спину. – Я не пойду в Железную башню, Джесс. И я не стану просить тебя мне помочь, потому что… потому что я знаю, что меня не перестанут преследовать, и я не могу подвергать тебя такой опасности. Однако я хочу, чтобы ты знал, что я сделаю все, что бы ни потребовалось.
– Поезд уже едет, – сказал Джесс. – Ты погибнешь, если попытаешься выпрыгнуть на ходу.
– И я это знаю.
– А когда ты окажешься в Александрии, ты навсегда окажешься заперта в башне.
– И это я тоже знаю.
– Ну и?
Морган в ответ пожала плечами. Она не смотрела на него, и от этого Джессу стало дурно.
– Скажи мне, что ты не думаешь о самоубийстве. Скажи мне хотя бы это.
Она повернулась и встретила его взгляд.
– Я не думаю о самоубийстве.
Джесс говорил, что ей нужно научиться врать получше, и он испугался, что она прислушалась к его совету, потому что совсем не мог теперь понять, что у нее на уме.
– Дай мне мою одежду, – сказал в конечном итоге он. – Я умираю от голода.
* * *
Ужин прошел в тишине, потому что Джесс с Морган остались последними, кто еще не заказал еду. Они сидели вместе, и оба взял бифштекс. Джессу нужен был стейк из говядины. Он потерял столько крови, что мясо ему было необходимо теперь, как кислород.
Ели они, особо не разговаривая, хотя медовые глаза Морган то и дело поглядывали на Джесса. Они не общались, но, опять же, мало кто вообще разговаривал из присутствующих за ужином. Все слишком устали, решил Джесс. И наконец смогли выдохнуть с облегчением, потому что остались в живых.
Когда они остались вдвоем и почти уже доели, Джесс спросил:
– Как думаешь, Вульф тебе поможет?
– Нет, – ответила Морган. – Он не снял с меня браслет. – Она продемонстрировала ему свое запястье. Шнурок по-прежнему был у нее на руке, и библиотечная эмблема поблескивала посередине, напоминая безобидное украшение.
– Может, он просто забыл.
Морган не стала утруждать себя ответом, а просто подцепила очередной кусочек мяса вилкой и положила его себе в рот.
– Ладно, может, он не забыл. Шах и мат.
– Рада, что ты видишь мою жизнь как игру.
– Но ведь по большому счету это и правда игра. Победа или поражение, не имеет значения. Ты не можешь сдаться, потому что не важно, выиграла ли ты или проиграла, тебе все равно нужно выставить фигуры на доске и продолжать играть.
