На душе у богатыря вдруг стало как-то тепло, спокойно и жарко. Проснулись вдруг почти позабытые чувства к Домне. Сейчас у нее нрав, конечно, подурнел, так ведь беременная ходит, а знающие мужики сказывают, что дурной нрав – обычное дело для брюхатых. Разродится – все по-прежнему станет: краса ненаглядная вновь подобреет, станет нянчить ребеночка, а Земидар… не может он такое событие пропустить. Должен быть рядом. Не станет вдовить родную жену, не хочет родную кровинушку сиротой оставлять!
Не бывать этому!
Земидар круто развернулся и пошел назад. Дорога вниз показалась ему много короче. Пепел, смирно стоявший у подножия горы, радостно заржал при виде хозяина, топнул копытом, мол, поехали отсюда поскорее домой!
Когда Земидар скакал прочь от Проклятой горы, сердце его пело, а внутри проснулась наконец давно позабытая уверенность в себе.
* * *
– Сильна, – с уважением протянул Радей. – Ты им до самого выхода из лощины будешь управлять?
– Не придется. Внушение только вначале понадобилось – направить мысли в верном направлении, а дальше твой незваный гость сам до всего дошел. Хороший он человек, только запутавшийся. Любовью тоже многого достичь можно, Радеюшка, не только страхом.
– И то верно, – не стал спорить названый брат. – Ловушки пошлю сейчас Тишку снимать, он умеет. Мороки усилить придется, а то, похоже, на отважных они не действуют… Слушай, у нас же самовар стынет!
– Постой, – Василиса напоследок вгляделась в спину незадачливого героя. – Нет, не вернется, так что можно и к столу. Зеркало уберешь?
– Само уйдет, – Радей слегка прищелкнул пальцами, и волшебное зеркало убежало на своих витых ножках назад в пещеру.
Служки разогрели самовар, принесли новые, с пылу с жару, пирожки и ватрушки и по приказу хозяина долили вина.
– За отважных людей! – торжественно произнес Радей, поднимая чару.
– За храбрецов! – поддержала Василиса и, отпив, оглянулась на вершину горы, нависающую над их головами. – Радеюшка, все хочу спросить. Тропу-то ты перекрыл, а с летающими гостями как?
– Через ставенный полог никто не проберется.
– Так он же у тебя не постоянно поднят.
А ведь Радейка об этом в самом деле не подумал!
– Когда он не поднят, вход в пещеру закрыт, – неуверенно ответил он. – Но ты снова права, с защитой еще возиться и возиться. Займусь. Правду говорят – одна голова хорошо, а две лучше! Эх, Лягуша, как же я рад, что ты меня навестила!
– Я и сама рада, – улыбнулась царевна.
– Еще вина?
– Хватит с меня, давай чаевничать.
Радей усмехнулся и потянулся к самовару. Вернулся Знахарыч, запрыгнул на колени друга и громко заурчал.
– Так о чем ты говорила, когда нас геройски прервали? – напомнил Радей, отпив крепкого чая. – Что-то там о моих мечтах?
– Да, – кивнула Василиса, – про Желана мы говорили, и, кажется, знаю я, что делать, как поступить. Помню, хотел ты великим воителем стать, а для того изготовить себе рубашку, дающую силу богатырскую. У тебя уж и задумки какие-то были.
– А, это! – закивал Радей. – Да, были, и даже получилось в жизнь воплотить. Я вообще много чего напридумывал, да только не все людям казать можно, не доросли они до моих поделок. Это все равно что дитяти малому нож в руки дать. Вещь полезная, а малец может с ней такого натворить…
Царевна сплела пальцы, словно в мольбе, и склонилась над столом, буравя волшебника своими глазищами:
– Радейка, точно получилось? А мне для Желана можешь подарить?
Волшебник легко пожал плечами и хмыкнул:
– Могу, конечно, у меня этих рубах пять сундуков стоит, скоро складывать некуда будет. Мои познайки по готовым выкройкам и заговорам целое войско снарядить могут. Рубахи в тело силу вливают, подойдут любому, они безразмерные.
– Не надо войско, мне бы одну, для Желана! – теперь глаза Василисы горели огнем надежды и трепетного ожидания.
* * *
Радей был искренне рад видеть подругу детства, тем более что выросла Василиса красавицей несказанной, оставшись при этом умницей. И волшебник, поймав ее умоляющий взгляд, почувствовал, что тонет в глуби этих зеленовато-золотистых омутов…
Но быстро взял себя в руки и понял, что надо бы кое-что объяснить. По-мужски:
– Я дам, не жалко, – принялся он вразумлять подругу, – только как ты это себе представляешь? Поднесешь ты ему рубаху – на, мол, муженек, будешь сильным и отважным! А он и подумает: «Не любит меня жена, презирает да жалеет: слабосильный я, вот она и намекнула, что ей посильнее муж нужен». Я бы точно обиделся и не принял такого дара.
Василиса секунду смотрела на него, потом ее глаза налились слезами:
– Вот вечно ты все испортишь, негодный! Хотя да, конечно, правда твоя, так прямо, в лоб нельзя… Гордости да гонору у Желана предостаточно, иначе и не задумывался бы о своем несовершенстве, не страдал бы, а сидел на печи да ел калачи.
Она откинулась на спинку, задумчиво глянула вдаль, и вдруг лицо озарилось лукавой улыбкой.
– А, я знаю, я придумала! – слезы тут же высохли, Василиса, как в былые времена, радостно подпрыгнула на месте: – Я подстрою, чтобы он эту рубаху сам нашел! Ну, пошлю его какую-то мою прихоть исполнить, да хоть персиков средь зимы достать или перышко жар-птицы для нового убора, а там уж подложу в нужном месте чудо-рубаху, он и не поймет ничего!
Другой бы, глядя, как радуется подруга, промолчал, но Радей прекрасно знал, что горькая правда лучше сладкой лжи, и хитроумную Василису надо бы спустить с небес на землю. Опыт подсказывал, что лучше проговорить все сразу, чтобы чаянья названой сестренки не вылились в глубочайшее разочарование.
– Слушай, может твой план сработать, не спорю. – Радей чуть замешкался, решаясь на серьезный разговор. – Да только ты же сама знаешь – зачарованные предметы способны влиять на своих владельцев и даже менять их суть. Что, как Желан, ощутив в себе силу богатырскую, захочет ее тут же испробовать? И ладно, коли на ристалище в столице, а если отправится в дальний поход славы искать? Готова ты с мужем на десяток лет расстаться? А коли стукнет ему в голову дурь, именуемая удалью молодецкой? Скольких ни встречал богатырей, все они малость на чем-то повернутые, уж поверь. Не сидится им спокойно, вечно ищут приключений и болячек на свое тыльное место. Вот как этот, сегодняшний, который полез, куда не просили.
– Ох, – голос Василисы дрогнул. – Опять ты все испортил. Что же мне делать?
Сейчас она выглядела настолько беззащитной, что так и тянуло ее обнять и укрыть от невзгод, но Радей лишь развел руками.
– Тут я не советчик, посоветуйся с кем постарше. Да хоть с матушкой твоей. Тетя Первуна и чародейка опытная, и женщина мудрая.
– С мамой… – похоже, царевна была разочарована. – Не знаю… Она теперь редко со мной общается, все какими-то своими делами занята. Иногда мне кажется, что она забывает о моем существовании, будто я – ее прошлое. Мы с ней становимся такими чужими… Ох, Радей, как я иногда хочу вернуться в то время, когда мы с тобой по лесам бегали, свободные и счастливые. Тогда все было понятно и ясно!
