Когда на пороге возникли семь великанов в дорожных плащах, в броне и при оружии, разговоры в трактире затихли. За столами сидело с дюжину человек, и они разом уставились на вошедших. Особенно – на высоченного Добрыню, который пригнулся, входя в дверь, но все равно едва не задел головой притолоку. Лица у местных – неприветливые, настороженные, а взгляды острые, будто ножи… Да и настоящие ножи за голенищами не у одного из этой подозрительной братии наверняка имелись.
– Здравы будьте! – громко произнес Василий, снимая шапку. – Кто хозяином здесь?
Из-за печи выступил худощавый мужик с вытянутым, скорбным лицом. Такому торговлю гробами вести, а не трактир держать. Росту для обычного человека он был высокого, а одет небрежно, в темные рубаху и порты. Когда-то белый, но давно уже не стиранный передник был весь заляпан неприятными пятнами. Хозяин постоялого двора вытер ладони грязным полотенцем и молча вскинул голову, кивая чужакам: мол, чего надо?
– Конюх у вас есть? – осведомился Василий. – Телегу распрячь, коней напоить-накормить.
Верзила покачал головой:
– У нас каждый приезжий сам своего коня обихаживает. А овес – покупной.
Голос у него был тоже неприятный – скрипучий и глуховатый.
– Вина, – велел Добрыня, оглядывая темную, пропахшую дымом и чадом с поварни горницу и выбирая, куда бы сесть. – Лучшего. Десять кувшинов. И поесть чего-нибудь, побольше. Про овес отдельно поговорим.
– Заплатить есть чем? – хмуро поинтересовался хозяин.
Добрыня неспешно смерил трактирщика холодным твердым взглядом.
– Есть.
Охота задавать чужакам вопросы с подковыркой у хозяина пропала разом. Он молча кивнул и направился к бочкам. Русичи тем временем приглядели себе стол в углу, подальше от неприветливых посетителей, пялившихся на них во все глаза. Отстегнув плащи и сложив их вместе с шапками на одной из свободных лавок, расселись. К счастью, лавки и скамьи в трактире оказались крепкими, дубовыми, ладно сколоченными и богатырский вес выдержали.
– Неуютное место, – заметил Богдан Меткий.
– Душное, – согласился его побратим Михайло Бузун.
– И народишко косится, будто на врагов, – Яромир Баламут и сам разглядывал гуляк за соседними столами дерзко, оценивающе. Не иначе, уже прикидывал, какими противниками они будут в драке.
– Радуйтесь, что в тепле да в сухости, – отрубил Василий Казимирович. – И вином изнутри погреемся, и поесть, глядишь, чего хорошего дадут.
– Жди, – усмехнулся Богдан.
Прав оказался как раз он. Еду и вино хозяин таскал русичам сам, и ушло у него на это несколько ходок: то ли верзила зачем-то скрывал, сколько у него работников, то ли тут и вправду не хватало слуг. Разносолами в «Шести головах» посетителей не баловали. Подал хозяин жидкие щи с плававшими в них лохмотьями перепревшей капусты, комковатую ячневую кашу и холодную вареную баранину, которую едва брал нож. Михайло угрюмо буркнул: «Видать, баран этот от старости помер: не мясо, а одни жилы да кости». Вино в кувшинах тоже было кислым и разбавленным.
Скрипнула дверь, пропустив Волибора Громобоя и смуглолицего горбоносого Зорана Лановича. За ними виднелся Стоум с Сомиком и Васькой.
– Конюх так и не пришел, – сообщил Зоран, присаживаясь к столу. – Лошадей мы сами обиходили. Ребята телегу от грязи почистили, можно хоть сейчас в дорогу.
– А Федька где? – поинтересовался у Стоума Василий.
– На улице оставили, пущай сторожит, – мастер уселся с кряхтением на лавку и придвинул к себе миску со щами. – Урок парню будет, как мне перечить. Да и места тут дурные какие-то, следить за добром надобно.
– Смените его попозже, – велел Добрыня. – Не хватало еще, чтоб простыл под дождем.
– Не снег, не растает, – кивнув, усмехнулся мастер. – Молодых послушанию учить надо.
Вопреки надеждам Василия, из всего того, что им подали, неплох оказался разве что свежий, еще теплый ржаной хлеб. Хотя и за ним стряпуха не уследила, зазевалась, и поджаристые караваи кое-где подгорели. Но волчий дорожный голод богатыри худо-бедно утолили.
Пока русичи трапезничали, несколько местных расплатились и ушли. Остальные по-прежнему сидели за столами, косились на чужаков да шептались о чем-то. «Ничего, пока не дергаются – пусть себе шепчутся, – подумал Добрыня. – Ежели что, пожалеют, что заезжих богатырей задели».
Словно в ответ на его мысли, за соседними столами раздался громкий хохот. Молчан Данилович обернулся посмотреть, кому там так весело.
– Над нами, что ли? – оживился Яромир.
– Да пусть их, – отмахнулся Волибор. – Собаки лают – ветер носит.
И тут смех резко оборвался – в трактир ввалились стражники.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в них чернобронников, людей самого царя Гопона. Их было с десяток. Все – при оружии, в темно-синих, намокших на дожде туниках с белыми гербами на груди, вороненых шлемах, украшенных черными конскими хвостами на темени, в кольчугах с наплечниками. На поясах нежданных гостей висели кривые сабли и кинжалы, в руках они держали небольшие круглые щиты.
А еще самый рослый из них держал за шкирку Федьку, будто нашкодившего котенка. На скуле у явно вывалянного в грязи парня наливался красным след от удара, кафтан был разорван.
Богатыри, с грохотом отодвигая скамьи, разом поднялись из-за стола. Стоум, не раздумывая, кинулся к ученику, кроя алырцев последними словами.
– А ну отпусти! – бесстрашно заорал он на дюжего стражника. – Отпусти, кому говорят! Не твое, не лапай!
Стражник, не ожидавший такого напора, отпустил парня, и тот едва ли не рухнул на руки мастеру. С другой стороны обоих, и Федьку, и пошатнувшегося Стоума, подхватил Молчан.
От отряда алырцев отделился высокий воин, у которого на левом наплечнике тускло блестела внушительная бляха с царским гербом, – похоже, десятник. Окинув лица богатырей недобрым взглядом, он положил левую ладонь на рукоять сабли и коротко бросил, кивнув на взъерошенного Федьку:
– Ваш?
Добрыня, обойдя стол, спокойно шагнул навстречу десятнику. Встал напротив, возвышаясь над тем, как осадная башня, и заложил пальцы за пояс.
– В чем дело, служивый? – ответил он черноброннику вопросом на вопрос, и десятник недовольно скривился, глядя на богатыря снизу вверх.
Добрыня тоже глядел – и видел, что снаряжение у алырцев неухоженное: кольчуги тронуты ржавчиной, туники поверх кольчуг выцветшие и грязные, а наплечники и шлемы – с царапинами и вмятинами. Не царская стража, а разбойники с большой дороги, хоть платит чернобронникам Гопон очень неплохо. Лица под шлемами оказались под стать доспехам: суровые, замкнутые, темные и обветренные. Смотрели стражники на русичей волками. Цепко, внимательно и жадно разглядывали вооружение богатырей, сапоги из дорогой кожи, браслеты на руках, перстни…
