Среди тех, кто с самого начала опасался Сунь Жэнь, был военный советник Лю Бэя Чжугэ Лян – величайший стратег в китайской истории после Сунь-цзы. Он также изобрел «деревянного быка» – тачку, на которой к полю боя подвозились припасы, а оттуда вывозились раненые, а также улучшил еще одно изобретение той эпохи – перезаряжаемый арбалет. Он как-то раз скромно подытожил свои достижения, сказав: «Я делал все возможное, чтобы спасти свою шкуру в бушующем мире» [2]. Он также запомнился людям тем, что с радостью женился на женщине, которая, по описанию ее отца, не была красавицей, но была ему ровней в талантах. К сожалению, ее имени история не сохранила.
В качестве бога войны Гуань Юя обычно изображают огромным мускулистым мужчиной с красной кожей, свидетельствующей о его мужественности
Доверие Лю Бэя к Чжугэ Ляну вызывало недовольство еще одного его приближенного, Гуань Юя (160–221). Гуань Юй, возможно, смог бы утешиться тем, что примерно через 400 лет после его смерти он обретет бессмертие как Гуань-ди – бог войны. Если Конфуций стал символом «ученого», или «цивилизованного», Китая, вэнь 文, то Гуань Юй означает военную традицию, у 武.
Гуань Юй погиб в битве против армии Цао Цао в 219 году. Год спустя умер от болезни Цао Цао. Страдая от мучительных головных болей, он призвал к себе лекаря Хуа То. Есть несколько версий того, что произошло дальше. Согласно одной из них, Хуа То предложил расколоть череп Цао Цао топором, чтобы извлечь из него инфекцию. Согласно роману «Троецарствие», Хуа То казнили, а Цао Цао умер несколько дней спустя
[37]. Его будут помнить как поэта и масштабную личность, а также за его политический и военный авантюризм.
Цао Цао распорядился, чтобы после его смерти его наложниц и танцовщиц заключили в Медную Птичью башню, окна которой выходили на его могилу. Они должны были вести себя так, словно он жив, – приносить еду к его задернутой пологом кровати и выступать перед гостями 15-го числа каждого месяца. В одном из самых известных своих стихотворений [3] он говорит:
Пою, сам себе наливая вино,
Как долго еще мне прожить суждено?
Ведь жизнь человека – что капельки рос…
Минувший же день столько горя принес!
[38]После смерти Цао Цао один из 26 его сыновей, Цао Пи, вынудил злополучного императора Сянь-ди, все это время цеплявшегося за власть, отречься от престола, что ознаменовало официальный конец династии Хань. Цао Пи объявил себя императором царства Вэй, которое по-прежнему враждовало с У и Шу. В честь этих трех царств и была названа эпоха. Одним из главных достижений Вэй, в соответствии со склонностью Цао Пи к легизму, было создание полного свода законов. Еще одним достижением стало усовершенствование ханьской системы назначения на официальные должности: кандидатов ранжировали в соответствии с объективными критериями, хотя сильным кланам все равно удавалось манипулировать системой для продвижения собственных интересов.
Во время правления императора-ребенка Чжэнши (пр. 240–249) при дворе Вэй существовал круг эксцентричных, но блестящих ученых, среди которых был и соправитель Чжэнши Цао Шуан. Привнеся в конфуцианство идеи даосизма и других мистических течений, они одновременно очаровывали и шокировали двор своим свободомыслием, дерзкими шутками и употреблением вводящего в экстаз наркотика – «порошка из пяти минералов», который обладал галлюциногенным действием и, как утверждали, свойствами афродизиака [4]. Другой соправитель Чжэнши, которого все это совершенно не забавляло, убил их всех в 249 году.
Эти эксцентрики жили в одно время с другой деятельной группой независимых мыслителей, известных как Семь мудрецов из бамбуковой рощи, которые вообще не желали иметь дела с каким бы то ни было двором. По легенде, они встречались в бамбуковой роще, чтобы принимать одурманивающие вещества, обмениваться шутками и сочинять поэтические и сатирические произведения. Как истинные последователи даосизма, они питали отвращение к условностям, конфуцианским ритуалам, демонстрации скромности и благопристойности и к представлению о том, что долг ученого мужа – служить обществу.
Они также были увлеченными алкоголиками; особенно отличался этим Лю Лин (225–280), которого впоследствии пьяницы почитали как цзю-сянь 酒仙, Бессмертного Любителя Вина. Однажды приятели зашли к Лю Лину в гости и обнаружили его пьющим вино обнаженным. Когда они высказали ему свое потрясение, он остроумно возразил им: «Я считаю небеса и землю своим жилищем, а дом с его комнатами – это мои штаны и куртка. Так что же вы, господа, делаете у меня в штанах?» [5]
Еще одним ярким представителем этой группы был Цзи Кан (223–262), автор эпического и остроумного отречения от конфуцианского идеала служения:
Есть семь вещей в служении при дворе, которые я никогда не смог бы вытерпеть, и две недозволенные вещи, которые я делаю…
Вот эти семь вещей: я люблю спать допоздна и игнорирую призывы к пробуждению. Я люблю играть на лютне и петь, ловить рыбу и бродить за городом. Как бы я мог чувствовать себя непринужденно в постоянном присутствии служителей правителя? Мне пришлось бы подолгу сидеть спокойно, хотя я от природы неспокоен, и мне нравится чесаться, когда меня кусают вши. Но как это возможно, если ты укутан в официальные одежды и оказываешь уважение вышестоящим? Я ненавижу писать письма и пренебрегаю перепиской. В-пятых, я терпеть не могу ходить на похороны, хотя светские люди относятся к ним с величайшей серьезностью. Я обязательно обидел бы кого-нибудь, и мне захотели бы отомстить. Я мог бы притвориться, что плачу, но делал бы это неубедительно, и меня стали бы поносить за это. Кроме того, я презираю обывателей и не смог бы работать с ними или общаться с ними на пирах, будучи вынужденным слушать их болтовню и наблюдать за их нелепыми выходками. И наконец, я терпеть не могу официальные поручения и не смог бы выносить заботы и тревоги, которые сопровождают службу чиновника…
Вот две вещи, которые мне никогда бы не позволили делать: я критикую Конфуция и мудрых царей, которых он восхваляет. Из-за этого «приличное» общество сочло бы меня чрезвычайно неполноценным. Я также склонен говорить то, что думаю. Это тоже запрещено [6].
Эпоха Троецарствия продлилась всего около 70 лет; тем не менее люди, битвы и политика этого периода продолжают жить в воображении народа. Роман «Троецарствие», основанный на «Записках о Троецарствии», которые охватывают отрезок истории более чем в треть века, на протяжении столетий служил источником вдохновения для массовой культуры, от классической оперы до современного кино, телевидения и литературы в Китае и за его пределами. В XXI веке англоговорящие геймеры даже могут играть в игру «Тотальная война: Троецарствие» (девиз – «Объедини Китай под своей властью и создай следующую великую династию»).
