Великолепие Цин на пике ее величия и ощущение, что мир вот-вот придет в упадок, отлично передано в романе Цао Сюэциня (ок. 1715–1763)«Сон в красном тереме», или «Записки о камне», который считается прекраснейшим произведением китайской литературы. В текст романа вплетены многочисленные блестящие стихотворения; в нем очень детально описан образ жизни и мировоззрение большой аристократической семьи «знаменных» ханьцев, опустившейся из-за коррупции и морального разложения.
Сварливый ученый Гун Цзычжэнь (1792–1941), одинаково ненавидевший бинтование ног, иностранцев, коррупцию и конфуцианские клише, писал об этих неспокойных временах:
Когда богачи соперничают друг с другом в роскоши и хвастовстве, пока бедняки живут в смертельной тесноте; когда бедняки не могут отдохнуть ни минуты, пока богачи пребывают в комфорте; когда бедняки теряют все больше и больше, пока богачи продолжают копить сокровища… Все это в конце концов превратится в зловещий темный туман, который заполнит собой все пространство между небом и землей [7].
У этого темного тумана вскоре появится имя: опиум.
Европейские торговцы веками пытались закрепиться в Китае. Они стремились заполучить китайский чай, шелк и фарфор; китайцы же при этом оставались равнодушны к европейским товарам. Цин ограничила доступ в порты, предоставив иностранным купцам для торговли лишь Гуанчжоу (Кантон) с октября по март. Иностранных торговцев это возмущало, как и необходимость работать с лицензированными китайскими посредниками и подчиняться местным законам. В 1793 году британцы отправили ко двору Цин опытного дипломата, лорда Джорджа Маккартни; он вез с собой письмо, в котором доказывалась необходимость более широкого доступа к рынкам империи, снижения пошлин, возможности для купцов жить в Китае круглый год и размещения посла в Пекине.
80-летний Цяньлун согласился принять англичанина в своем охотничьем доме в Чэндэ, на северо-востоке от Пекина. По протоколу при аудиенции у императора следовало совершить земной поклон. Маккартни отказался это делать; вместо поклона он опустился перед Цяньлуном на одно колено, как делал это перед королем Георгом III. Несмотря на это, Цяньлун принял его любезно, но как только Маккартни ушел, а его письмо перевели императору, он велел министрам укрепить оборону берегов, предсказав, что Англия, «более сильная и агрессивная, чем другие страны Западных морей», может «заварить кашу». Свой ответ Маккартни он начал с того, что у Цин в изобилии имеется все необходимое: «Я не ценю странные или хитроумные вещи, а изделия из вашей страны мне ни к чему» [8].
У Британской Ост-Индской компании, имевшей монополию на торговлю с Восточной Азией, было кое-что, чем пользовались по крайней мере некоторые китайцы: опиум, который выращивался в подконтрольной британцам Индии. Опиум к тому времени выращивали и в Китае, но в небольших количествах: солдаты и работники использовали его как надежное обезболивающее, а некоторые из тех, кто жил в праздности, курили его ради удовольствия. В 1729 году британцы продали в Китай 200 ящиков опиума, каждый весом почти в 60 кг. В 1790 году, за три года до визита Маккартни, было продано уже 4054 ящика. Количество стабильно росло.
Цяньлун покинул трон в 1796 году, проявив таким образом сыновнее почтение: он не желал, чтобы его правление продлилось дольше, чем правление его почитаемого деда Канси. Проблема опиума перешла к его преемнику Цзяцину (пр. 1796–1820).
В 1815 году британцы отправили в Пекин еще одного посланника, лорда Амхерста. Цзяцин изгнал его после очередного спора по поводу земного поклона.
До того как британцы начали ввозить опиум в Китай контрабандой, пристрастие к нему не было распространенной проблемой. Его курили, используя различные трубки, некоторые из них были весьма изысканно украшены
Пристрастие к опиуму начало разрушать структуру китайского общества. Незаконная торговля поощряла коррупцию, и серебро стало утекать из государственной казны. При дворе Цзяцина и его преемника Даогуана (пр. 1821–1850) не утихали яростные споры о том, следует ли легализовать опиум, стимулировать его местное производство и таким образом ограничить связанную с импортом коррупцию или запретить его вовсе. В 1838 году Даогуан принял решение о запрете. В марте 1839 года император послал чиновника по имени Линь Цзэсюй (1785–1850) в Гуанчжоу, центр опиумной торговли, с поручением осуществить этот запрет. К июлю Линь арестовал тысячи опиумных наркоманов и конфисковал почти 23 тонны опиума и 70 000 трубок.
Линь Цзэсюй потребовал, чтобы около 350 иностранных торговцев в Гуанчжоу сдали свой опиум. Напряженность росла, и он запер их в пакгаузах. Китайские солдаты трубили в горны и били в гонги, чтобы усилить давление. Через шесть недель торговцы отдали китайцам 20 000 ящиков. Собрав в общей сложности 1400 тонн опиума, Линь Цзэсюй приказал смешать его с водой, солью и известью и вылить в море.
В ответ на это британские военные корабли заблокировали вход в гавань Гуанчжоу, прорвали оборону китайцев, захватили порты, включая Шанхай и Нинбо, и перекрыли судоходное движение по Великому каналу и нижнему течению Янцзы. Эти события стали известны как Первая «опиумная война».
Под давлением Цин подписала Нанкинский договор, по которому британцы получали доступ в Гуанчжоу, Шанхай и еще три договорных порта. Она также на бессрочный период уступала британцам остров Гонконг – «благоухающий порт», названный так из-за торговли специями. (Тогдашний британский министр иностранных дел лорд Палмерстон ставил под сомнение мудрость приобретения «пустынного острова, на котором почти нет домов», который никогда не станет «центром торговли» [9].) На Цин наложили контрибуцию в размере 21 миллиона серебряных долларов. США, Франция и другие страны навалились на Китай со своими требованиями, в числе которых была и «экстерриториальность» – освобождение от местного правосудия иностранцев, совершивших преступления на территории Китая. Китайские законы не должны были применяться и внутри «концессий» – тех частей договорных портов, которые контролировали иностранцы. Эти соглашения стали первыми в ряду так называемых Неравных договоров, с которых начался век унижения Китая со стороны различных империалистических держав. Они провозгласили начало конца – не только Цин, но и всей династической системы, под управлением которой Китай находился тысячи лет.
Мятежники и мародеры
В 1853 году американский миссионер-баптист, преподобный И. Д. Робертс, вспоминал:
Как-то в 1846 году или на следующий год два китайских господина пришли в мой дом в Кантоне и высказали желание обучиться христианской религии. Один из них вскоре вернулся домой, а второй оставался с нами еще два месяца или даже дольше; все это время он изучал писания и получал наставления, и вел себя безупречно [10].
Этот «другой» был человек по имени Хун Сюцюань (1814–1864), который в 1847 году провозгласил себя китайским братом Иисуса Христа и основателем антиманьчжурского Тайпин тянь го, «Небесного государства великого благоденствия». Он объявил, что его миссия – изгнание маньчжуров, которых он считал демонами, и превращение Китая в христианскую страну, «рай на земле, где еда, одежда, земля и деньги разделены между всеми людьми» [11]. Запрет на азартные игры, бинтование ног, которое маньчжурские женщины, кстати, никогда не практиковали, и проституцию привлек в ряды тайпинов тысячи женщин, многие из которых служили в народном ополчении, а некоторые даже стали военными командирами. Тайпины, расплетавшие свои косички, захватили Нанкин в 1853 году, объявив его своей «небесной столицей».
