Поскольку дело Ху Фэна еще было свежо в памяти общественности, мало кто высказывался поначалу. Через некоторое время заговорили миллионы. Некоторые протестовали против суровости кампаний по очищению, другие отмечали, что вопреки эгалитарной риторике КПК партия уже демонстрирует признаки коррупции и привилегированности.
По словам личного врача Мао, к середине 1957 года тот был ошарашен лавиной критики и целыми днями подолгу лежал в постели, больной, «подавленный и разъяренный»; затем он вновь появился на публике и объявил, что все это было задумано, чтобы «выманить змею из норы» [11]. Мао, которого вдобавок встревожили события предыдущего года – антисоветское восстание в Венгрии и публичное осуждение Сталина Никитой Хрущевым, – опубликовал эссе «О правильном разрешении противоречий между людьми». В нем он утверждал: несмотря на то что «дни национальной разобщенности и хаоса» были позади, между различными классами людей и внутри этих классов остались некоторые «противоречия», которые необходимо разрешить.
Наше государство – это народно-демократическая диктатура под руководством рабочего класса, основанная на союзе рабочих и крестьян. Для чего нужна диктатура? Ее первая функция – внутренняя, а именно подавление реакционных классов и элементов и тех эксплуататоров, которые противятся социалистической революции; подавление тех, кто пытается разрушить наше здание социализма; иными словами, диктатура нужна, чтобы разрешить противоречия между нами и нашим внутренним врагом [12].
Кампания против правых, которой руководил товарищ Мао по Великому походу Дэн Сяопин, поймала в свой невод около миллиона человек, многие из которых поплатились за то, что высказались годом ранее [13]. Около 400 000 «правых элементов» отправили в трудовые лагеря, где им приходилось выполнять изнурительную работу в тяжелых условиях и где их подвергали интенсивной идеологической обработке. Многие умерли. В своей книге «Суп из травы» (Grass Soup) о времени, проведенном в трудовом лагере, писатель Чжан Сяньлян (1936–2014) описывает, как он чувствовал, словно «острый нож разрезал пополам его существование». Одна половина осталась «на этих голых пустошах». Что касается второй, то «я не был даже уверен, что когда-то был цельным» [14].
Большой скачок к голоду
В 1958 году Мао решил, что Китай готов совершить «большой скачок вперед» к коммунизму. Рупор КПК, газета «Жэньминь жибао» призвала страну «выходить и целиться выше», чтобы удвоить промышленное и сельскохозяйственное производство в 1958 году и вновь удвоить его в 1959-м. КНР должна была «превзойти Великобританию и догнать Америку». Земледельцев обязали сажать злаки «плотно и глубоко». Была национализирована вся собственность, даже буйволы.
«Люди должны завоевать природу», – объявил Мао. По всей стране люди вынимали металлические рамы из окон, забирали из кухонь сковородки вок и вместе с прочими металлическими изделиями, которые только могли найти, бросали в импровизированные плавильные печи, чтобы выплавлять сталь, а печи топили срубленными деревьями. Чтобы уничтожить вредителей вроде воробьев, поедавших зерно, люди колотили в горшки и кастрюли, отпугивая птиц и не давая им садиться на землю, пока изнуренные птицы не падали с неба. «Печи на заднем дворе» производили из лома миллионы тонн бесполезного металла. Без воробьев некому стало регулировать численность насекомых, а поскольку поля были засеяны слишком плотно, урожаев не случилось. Вскоре людям стало не хватать еды.
Местные кадры, от которых требовали выполнения нереалистичных планов, конфисковали у сельчан посевное зерно и совершали набеги на неприкосновенный запас в зернохранилищах, а официальная пресса в это время штамповала сюрреалистические рассказы о триумфе: «Производство риса в уезде Хуаньцзян в провинции Гуанси достигло 16 тонн с гектара», хвалилась газета «Жэньминь жибао» 18 сентября 1958 года [15]. В середине июля 1959 года Пэн Дэхуай (1898–1974), ветеран Великого похода и министр обороны, написал Мао предупреждение о том, что «ходят слухи о преувеличениях». «Политика у власти не заменит принципов экономики», – доказывал он [16].
На собрании руководства КПК, состоявшемся на горе Лушань в Цзянси, Мао, убежденный, что Пэн Дэхуай замыслил его свергнуть, обвинил того в «контрреволюционности». В случае если армия поддержит Пэна, Мао грозил набрать новую армию из крестьян и сбросить правительство. Его слова разбили иллюзию о коллективном лидерстве. Мао поместил Пэн Дэхуая под домашний арест и назначил новым министром обороны Линь Бяо (1907–1971), который привел НОАК в Пекин в 1949 году.
Аграрное производство и распределение продукции рухнуло. Проблем добавило то, что в 1959 году Китаю уже не помогал Советский Союз
[62], нельзя забывать и про природные катастрофы. Голод ширился, и во многих уголках страны стали сообщать о случаях каннибализма. Даже в городах, находившихся в относительно привилегированном положении, люди сдирали с деревьев кору, чтобы прокормиться. За трехлетний период с начала Большого скачка умерли десятки миллионов людей. Обезлесение и чрезмерно масштабные посадки сельскохозяйственных культур в совокупности с кампаниями по борьбе с «вредителями» нанесли серьезный вред окружающей среде.
Сильно пострадал от голода Тибет, где ошибочные директивы привели к экономическому упадку
[63]. В 1959 году регион охватили волнения. За восемь лет, прошедших с момента подписания Соглашения по мирному освобождению Тибета в 1951 году, правительство построило там больницы, школы, дороги и мосты, а также по совету далай-ламы урезало власть местной администрации, терзавшей бедняков налогами и жестокими наказаниями. Затем в 1955 году на встрече, которая в целом проходила в сердечной обстановке, Мао поразил далай-ламу тем, что назвал религию «ядом» [17]. Прошло совсем немного времени, и тибетские повстанцы снова стали вступать в стычки с НОАК.
Напряжение росло, и в марте 1959 года командующие НОАК в Лхасе пригласили далай-ламу в свою штаб-квартиру, поставив условие, что он должен явиться один. Опасаясь заговора с целью похищения, около 300 000 тибетцев окружили резиденцию далай-ламы, дворец Норбулинка, чтобы защитить его. Далай-лама бежал в Индию, а китайские военные открыли артиллерийский огонь по дворцу, убив тысячи из тех, кто стоял лагерем вокруг него. С 1959 по 1961 год погибли сотни тысяч тибетцев – они либо умирали от голода, либо гибли в Тибетском восстании (так его называют за пределами КНР; Китай же называет его «мятежом тибетского правительства»).
Тем не менее в 1959 году ничто не помешало отпраздновать десятую годовщину КНР. КПК мобилизовала 10 000 «добровольцев» на строительство Десяти Великих Зданий в Пекине в течение десяти месяцев. В числе этих зданий были Дом народных собраний, в котором встречалось Всекитайское собрание народных представителей, и Музей революционной истории, построенные на противоположных сторонах площади Тяньаньмэнь. Площадь расширили до 440 000 м2, и она стала крупнейшим общественным пространством в мире. Ее вымостили пронумерованными плитами, чтобы организовывать и проводить масштабные собрания и парады. В центре площади стоял обелиск – Памятник народным героям, украшенный фризами, запечатлевшими победу Линь Цзэсюя над опиумом, восстание тайпинов и Движение 4 мая. Портрет Мао – вернее, меняющаяся череда его портретов – смотрел на площадь с ворот Тяньаньмэнь с 1949 года. Теперь КПК заказала для Дома народных собраний фреску, темой которой должно было стать стихотворение Мао «Снег» – ответ на меланхолические размышления Су Дунпо о Красной Скале [18].
