Гитлер отдал приказы, чтобы не делалось ничего, способного вызвать тревогу у населения Германии; призыв резервистов надлежало тщательно маскировать; работодатели гражданским лицам разъясняли, что речь идет только о проведении осенних маневров. Он также указал, что «предложенное высшим командованием армии освобождение в середине июля помещений госпиталей в прифронтовых районах должно быть отсрочено в целях безопасности». Эта мера, безусловно, вызвала бы беспокойство населения и не осталась бы не замеченной разведкой союзников.
Для Гитлера это были дни решений. Он определил порядок нанесения молниеносного удара по Польше; он наметил ход военной изоляции Польши от ее западных союзников и ее политической изоляции от возможной помощи Советского Союза. Он также пришел к выводу, что в долгосрочной перспективе война с Англией неизбежна. Польша, говорил он своим военным на брифинге 23 мая, явится первой ступенью на пути обеспечения успеха в более серьезной борьбе с британцами, которая потребует полной реорганизации экономики Германии и программы вооружений.
Соответственно, спустя день после утверждения Кейтелем польской операции, 23 июня, совет обороны рейха собрался на специальное заседание. Председательствовал Геринг; присутствовали многие гражданские и военные руководители рейха. Геринг сообщил им, что война неизбежна и она потребует тотальной мобилизации всех ресурсов страны. Всем предстоит большая работа. Надо будет призвать в вооруженные силы 7 млн человек; недостаток в рабочей силе на военных предприятиях и в сельском хозяйстве намечалось восполнить за счет переброски рабочей силы из Чехословакии и концентрационных лагерей. В итоге данного заседания наиболее отчетливо обнаружились неэффективность и недостатки военной экономики Германии и ее программы вооружения. Принятые на заседании решения не давали никакого немедленного эффекта, кроме общего расстройства экономики в период ее перевода в состояние тотальной экономической мобилизации.
Все это давало еще больше оснований Гитлеру настаивать на своей концепции блицкрига. Подлинная сущность этой концепции подробно рассмотрена в недавних исследованиях Алана С. Милуорда, в его анализе немецкой экономики того времени. В свое время ошибочно полагали, утверждает Милуорд, что блицкриг означал просто военную тактику нанесения быстрого сокрушительного удара с позиции силы. Блицкриг был как стратегическим, так и тактическим инструментом. Он позволял немцам максимально использовать свою более высокую подготовленность к короткой войне, «которая начнется неожиданно и завершится быстрой победой»; это было средством избежать тотальной экономической мобилизации.
Однако прежде всего концепция «молниеносной войны» должна была предотвратить большое сосредоточение мощных сил, противостоящих Германии в одно и то же время. Это означало, что успешное нападение может быть осуществлено сравнительно небольшими силами при условии, что планирование будет достаточно гибким, чтобы можно было применить «молниеносность» против каждого противника в отдельности.
Она эффективна против слабого, доверчивого, запуганного противника, не желающего сражаться. Она сработала против Австрии и Чехословакии. Ожидалось, что она сработает и против Польши. Гитлер надеялся, что психологически она сработает против Британии и Франции; и в ограниченном смысле так и получилось. Она удержала их в стороне от польской войны, но не от войны вообще. Именно такую корректировку осуществил Гитлер, приказав Герингу созвать совет обороны рейха на июньское совещание. Его в спешном порядке собрали еще раз, спустя месяц, когда стала очевидной вся неподготовленность Западного вала.
К середине лета Гитлер, таким образом, решился осуществить нападение на Польшу, несмотря на трудности немецкой экономики, неготовность обороны западных рубежей Германии и неспособность своих вооруженных сил вести войну на два фронта. Гитлер знал, на какой риск идет и о преимуществах, которые он давал Чемберлену и Даладье. Но знали ли они о тех возможностях, которые были им доступны? Увидим.
После довольно негативных выводов, изложенных в документе от 4 мая, англо-французский штаб вновь встретился в июне, чтобы рассмотреть обстановку в свете происходящих событий, особенно в связи с переговорами с польским военным министром в Париже и переговорами британской и французской миссий в Варшаве. Повестка дня этого летнего заседания не отражала ни малейшего намека на подозрения относительно тех решений, которые Гитлер принял в мае, так же как относительно тщательных приготовлений к нападению на Польшу, которые шли полным ходом. И если разведывательная информация об этих фактах поступила в Лондон – а надо полагать, что так и было, – тогда она была или направлена не по адресу и ею пренебрегли, или она затерялась, или не была оценена должным образом. Она не сыграла роли в совещаниях британских и французских штабистов в июне.
Штабы все еще были поглощены смыслом польских гарантий. Они с большой осторожностью допускали, что польский конфликт мог бы иметь определенное преимущество для западных держав. Если немцы сначала нападут на Польшу, «что британские начальники штабов считали наиболее вероятным», это даст Англии и Франции больше времени для завершения подготовки и может серьезно ослабить ударную мощь Германии. Однако штабисты были уверены, что в конечном счете Польша будет разбита, если Германия не будет вынуждена одновременно сражаться на западе и ослабит давление на поляков.
Казалось, надежд на что-либо подобное нет. Генерал Гамелен, излагая французскую точку зрения, утверждал, что главный удар должен быть нацелен на итальянцев; наступление против сильно укрепленной линии Зигфрида потребовало бы длительной подготовки и не могло быть предпринято в спешке. Самое большее, что могли обещать французы на немецком фронте, – это ограниченные зондирующие наступления, которые вряд ли нарушат ритм немецкой атаки на востоке. Этот вывод был подтвержден более ранним решением объединенного штаба ВВС ограничить действия союзной авиации ударами по «военным объектам в самом узком значении этого слова». Заседание закончилось принятием трех предложений, которые были представлены французскому и британскому правительствам:
1. Судьба Польши будет зависеть от конечного исхода войны, а это, в свою очередь, будет зависеть от нашей способности нанести конечное поражение Германии, а не от нашей способности облегчить давление на Польшу в самом начале войны.
2. Чем дольше Италия останется нейтральной, даже если ее нейтралитет будет благожелательным по отношению к Германии, тем лучше для союзников.
3. Это означает отказ от единственных контрнаступательных мер со стороны союзников, которые предполагались ими на ранних стадиях войны, не считая экономического давления.
Штабы также рассмотрели альтернативную гипотезу, что немцы могут в первую очередь напасть на Францию. Они посчитали такое развитие событий маловероятным, однако, случись это, немцам пришлось бы оставить на востоке 30–35 дивизий, а это опять-таки было бы побочным преимуществом польских гарантий. Однако результат этого раунда переговоров снова оказался негативным в отношении немедленных действий или даже планов этих действий. Рекомендация, что союзники должны выиграть войну, надо полагать, вряд ли была необходима; однако в контексте польских гарантий она решила судьбу Польши.
