Преувеличение возможностей Германии оказывать сопротивление не закончилось с высадкой союзников в Нормандии в июне 1944 года. В это время в Рейнской области полностью развалилась гражданская оборона и административное управление, воцарилась паника. Здесь больше не было никакой более или менее организованной обороны, в чем мог убедиться генерал Паттон, если бы направил свои войска к Рейну и за него в сентябре. Немцы здесь ждали их прихода, чтобы капитулировать; осенью 1944 года они опять, как и пять лет назад, в сентябре 1939 года, не могли понять нерешительности и колебаний союзников. Многое изменилось за эти годы, но только не монстры, которые мешали правительствам и генералам союзников воспользоваться возможностью и покончить с войной здесь и сейчас.
Так же как французские и британские генералы Фош, Хейг и другие в октябре 1918 года планировали продолжать войну еще один год, чтобы разгромить Германию, британцы и американцы в самом конце войны опасались большого оборонительного сражения отборных немецких войск в «редуте» Баварских и Австрийских Альп. Они считали, что немцы будут в состоянии продолжать войну, возможно, еще год или больше и тем самым вынудят союзников к мирным переговорам. Разумеется, для такого предположения не было никакой реальной основы, однако оно считалось вполне правдоподобным в высших кругах союзников.
Привычка преувеличивать силы противника не исчезла с окончанием войны. Она продолжалась в самых разнообразных вариациях. В 1948 году британская армия ожидала – общее мнение высказал начальник имперского Генерального штаба фельдмаршал Монтгомери, – что арабские армии сокрушат оборону евреев в Палестине за несколько дней. В 1951 году американцы в Корее были застигнуты врасплох, когда китайцы перешли реку Ялу.
«Вне конкурса» была оценка НАТО послевоенного могущества русских. Она доминировала на Западе, определяла политическое и военное отношение, влияла на формирование политики в годы холодной войны. Считалось, что русские обладают подавляющим превосходством традиционных сил над теми, что развернуты НАТО. Десятилетие или около того на мышление НАТО влиял этот главный фактор. Затем пришло убеждение американцев, что существует серьезный разрыв в численности ракет между Америкой и Советским Союзом, которое еще более усилило представление о советском превосходстве. Это сыграло важную роль в президентской кампании Кеннеди в 1960 году.
Первая существенная трещина в этих оценках имела место во время кубинского кризиса в октябре 1962 года, когда убежденность Хрущева, что американцы не пойдут на ядерную войну из-за кубинских ракет, была аналогична позиции Гитлера. Тогда Хрущев предполагал, что его оппонент уклонится от перспективы мировой войны, однако последствия были не столь ужасны, потому что, в отличие от Гитлера, Хрущев, обнаружив, что ошибся, продемонстрировал достаточное количество здравого смысла и отваги, чтобы отступить, пока еще было время.
Только после кубинского опыта американская и британская разведки начали пересматривать информацию о русском могуществе. И можно извинить советское руководство за веру в то, что западные лидеры намеренно преувеличивали советскую мощь, чтобы обеспечить повод для нападения. И снова, как и в 1939 году, ни дипломаты, ни разведки, ни связи не обеспечили своевременных корректив для неверных оценок Вашингтона, Лондона и Москвы.
Есть еще вьетнамские просчеты. Они подчеркивают, что основные условия для таких ошибок, по сути, не изменились, хотя имеются технологические, механические и личные усовершенствования в сборе дипломатической и секретной информации. Вопрос подходит к сердцу настоящих трудностей нашего времени, когда мы начинаем рассматривать китайскую загадку. В случае Китая, а также исламского мира сбору и передаче дипломатической и секретной информации – в обоих направлениях – мешает пропасть между совершенно разными цивилизациями, историческими процессами и образами мыслей, взглядами и суждениями.
Это в значительной степени увеличивает возможности внезапных действий, неожиданных событий. В этом вопросе пионером был Гитлер. Он отлично понимал решающую важность психологического шока и внезапности – в войне и политике – и полностью использовал любые возможности. Его неожиданные действия вовсе не обязательно были основаны на сохранении в тайне места и времени. Вполне может статься, что внезапность достигалась манерой его действий, как, например, седанский прорыв в 1940 году или высадка на Крите в 1941 году.
Сегодня мы пытаемся защититься от дезинформации с использованием всевозможных новых технологических приемов. Мы располагаем обширными и дорогостоящими организациями для выяснения намерений других правительств, чтобы вовремя узнать о возможных враждебных планах. Те, в свою очередь, тоже имеют аналогичные организации и приемы, чтобы запутать нас и сбить с толку и предвидеть наш следующий шаг. Но в свете опыта 1939 года возникает вполне обоснованный вопрос, могут ли эти огромные и дорогостоящие механизмы, начиная от официальной дипломатии и кончая самыми изощренными формами разведки, дать ответы на вопросы, которые люди ищут с тех пор, как Иисус Навин послал лазутчиков в Иерихон.
Существует арабская пословица «Если хочешь поймать рыбу, думай, как рыба». В мире, где американцы должны понять китайцев, а британцы – русских, евреи – арабов, а индусы – французов и наоборот, думать, как рыба, невероятно сложно. Но это намного важнее, чем сложный анализ, выполняемый навороченными компьютерами.
Потому что в конце пути стоит Чемберлен и Даладье, Гитлер и Муссолини, Гальдер, Горт и Гамелен. Если дорогостоящий опыт сентября 1939 года – а ничто, если говорить о человеческих жизнях и ценностях, не могло быть дороже – чему-то и научил нас, то лишь следующему: инструменты, которое современное общество дало в распоряжение его правителям для принятия решений, являются слишком несовершенными для достижения цели. У нас более чем достаточно «сырья». Нет никакой необходимости «рыть землю» – добывать новую документацию. Нам всего лишь надо правильно читать то, что мы имеем. И тогда мы узнаем намного больше, чем причины неудачи союзников в первые двадцать дней Второй мировой войны.
Урок несостоявшейся битвы в сентябре 1939 года заключается в том, что современное общество более не может позволять себе полагаться на шаблоны дипломатии и разведки, которые были выработаны в ходе последнего столетия. Дипломатические и секретные службы, как бы они ни были модернизированы во всех своих технологических аспектах, устарели, как устарел биплан, и стали опасными для тех, кто все еще полагается на них. В век электронной дипломатии осталось совсем немного секретов, которые еще можно эффективно хранить. Поэтому для блага всего человечества стоило бы создать что-то вроде Международного разведывательного агентства, которое исправляло бы опасные разведывательные выводы, сделанные ошибочно, лежавшие в основе большинства недавних больших войн, которые могут легко привести к войнам будущего.
