Она снова принялась рассеянно листать гид, изучая кварталы, окружающие Шантерен. Невольно улыбнулась, наткнувшись на названия Гранж Бательер и Новая улица Гранж Бательер, которая смыкалась с улицей Ришелье; Фрази удивило, как много улиц здесь названо в честь каких-то людей, не всегда ей известных: Тетбу, Ла Файета, Ле Пелетье, Флешье, – как вдруг ее взгляд упал на слово «Мартир».
Мартир! Да ведь это та самая улица, на которой расположена редакция газеты «Бульвардье»! И, судя по карте, она совсем рядом с отелем на улице Шантерен: нужно только свернуть на Сен-Жорж, пройти до улицы Сен-Лазар, а уж та приведет на Мартир.
Фрази сунулась в один из сундуков и из глубины его извлекла простое серое платье, сшитое в прошлом году из очень мягкого жатого падесуа, залежалые складки на котором были почти незаметны. Вызвав колокольчиком горничную отеля и велев обработать платье мягкой влажной щеткой, Фрази принялась торопливо надевать белье и нижние юбки и укладывать волосы. Они еще не просохли, поэтому Фрази, с помощью горничной одевшись, выкопала из сундука серый кружевной канзу, прикрыла им голову, надела удобные туфельки и, прихватив сумку с бумагами, найденными в тайнике Филиппа Бовуара (Фрази не расставалась с ними ни на минуту!), побежала искать редакцию «Бульвардье».
Молодая женщина вышла на улицу перед отелем и замерла: пространство показалось ей сдавленным высокими домами. Небо маячит только между крышами. Ни кустика, ни деревца, ни цветка. Конечно, в Нанси дома тоже стояли вплотную к тротуару, однако они были не так высоки, как в Париже; в Нанси тоже не было никакой зелени на улицах, однако чуть ли не из каждого окна свешивались подвесные цветочные вазоны, кашпо, полные гераней, бегоний и множества других цветов. Здесь же здания оказались украшены только серыми полотняными «маркизами», которые прикрывали окна маленьких кафе, а цветы можно было увидеть лишь в немногочисленных жардиньерках на самых верхних этажах или в мансардах. Фрази знала, что в столичных домах цена на квартиры падает от этажа к этажу: чем выше, тем жилье дешевле, однако, как ни странно, жители богатых квартир никак не заботились о том, чтобы украсить свои окна, на это тратили последние су только бедняки. Тротуары и мостовые показались Фрази невероятно грязными: в некоторых местах приходилось пробираться по самым приступочкам вплотную к домам. Вдобавок на углу Мартир строился новый храм и вокруг высились горы песка, камня, глины. Приходилось диву даваться, как это парижские простолюдинки, обутые в громоздкие и тяжелые сабо, не теряют их, прыгая через лужи или разливы грязи.
«Придется и мне научиться так же скакать! – мысленно усмехнулась Фрази. – Ведь я теперь парижанка!»
Однако улица Мартир показалась ей просто-таки оазисом чистоты, и даже кашпо во множестве висели на окнах, а разноцветные жардиньерки украшали не только мансарды, но и окна нижних этажей.
Да, улица была прекрасна: она круто поднималась к Монмартру, и там, в бледном свете меркнущего дня, вырисовывался на чистом небе легкий призрак полуразрушенного храма Сан-Пьер, на куполе которого виднелось словно бы искаженное очертание огромной человеческой фигуры. Это была одна из опор – тоже разрушенная и не восстановленная – знаменитого оптического телеграфа, о котором Фрази много читала и слышала. Эти опоры были наставлены чуть ли не по всей Франции, и нансийцы очень завидовали страсбуржцам, потому что в Страсбурге стояла такая опора, а в Нанси – нет.
Поднимаясь к Монмартру и разглядывая дома, Фрази заметила на стене одного из них, стоявшего на углу Мартир и Шарон, намалеванную зеленой краской цифру 6. Да ведь это же здесь должна быть редакция «Бульвардье»! Не за той ли дверью? Вот какая-то табличка. Что же там написано? Фрази не могла разглядеть: она стояла на тротуаре противоположной стороны. Шагнула было на мостовую, но замерла, чтобы пропустить нарядный экипаж, который проехал мимо и остановился неподалеку.
Фрази проводила его взглядом, а когда снова взглянула на дверь дома номер 6, невольно покачнулась: на тротуаре рядом с этой дверью стоял… Державин!
Она зажмурилась, потом открыла глаза, опять зажмурилась и опять открыла.
Это был он, Державин, правда, старше на восемнадцать лет, но оставшийся почти таким же молодым, дерзким, необычайно красивым – даже еще более красивым, чем он был в тот день, когда взял Фрази в свое седло и впервые улыбнулся ей.
У Фрази заколотилось сердце, слезы счастья прихлынули к глазам. Она хотела броситься к Державину, но не успела: дверца экипажа, который остановился неподалеку, распахнулась и оттуда выпорхнула прелестная черноволосая дама, одетая в такое платье и такую шляпку, какие Фрази и вообразить не могла.
– Араго! – воскликнула она. – Милый Жан-Пьер! Наконец-то я тебя нашла!
Араго?
Фрази растерянно огляделась, однако на этот зов откликнулся не кто иной, как Державин.
– Я и не сомневался, моя дорогая Лулу, что ты меня найдешь! – воскликнул он с обреченным выражением, однако не выразил никакого протеста, когда красавица легко перебежала дорогу, бросилась ему на шею и, откинув за спину шляпку, державшуюся на лентах, принялась покрывать его лицо поцелуями.
Хохоча и не особенно стараясь увернуться от этих бурных ласк, Жан-Пьер Араго, так поразительно похожий на Державина, приподнял красавицу, оторвав ее от земли, и понес к экипажу. Довольно небрежно забросил на сиденье, вскочил в карету сам и крикнул на всю улицу:
– Гони ко мне на Ришелье!
Возница понукнул коней, экипаж помчался вниз по Мартир и исчез где-то на фобур Монмартр, а оттуда, вспомнила карту Фрази, он свернет на Новую улицу Гранж Бательер, которая смыкалась с улицей Ришелье…
И что потом?
Еще некоторое время она стояла, не в силах сдвинуться с места, блуждая среди опасных картин, нарисованных ее воображением, пытаясь утихомирить злую змею ревности, которая кусала ее за сердце.
Так вот он какой, Араго! Но ведь это Державин…
Да, это Державин. Нет, Араго!
Наверное, если бы Фрази подошла к этому человеку и напомнила о себе, он бы ее вспомнил… если это Державин. А если нет? Если это в самом деле Жан-Пьер Араго? Как же глупо она будет выглядеть, напоминая ему о каком-то русском гусаре! Араго, возможно, воевал в России, и в этом случае он наверняка ненавидит русских. Да он и слушать Фрази не захочет, он даже слова не даст ей сказать о брате Бонфилии, который когда-то пел с ним вместе песенку про малыша Пьеро!
Фрази чувствовала, что она не будет знать покоя до тех пор, пока не разберется в этой ошеломляющей путанице, не разгадает эту загадку. Но помочь ей в этом могли только в посольстве России, потому что, если это Державин, получается, он русский подданный, и не знать его граф Поццо ди Борго, посол Российской империи, не может!
И он откроет правду, он не сможет скрыть ее от Фрази Рёгар, внучки Жака Вестинже, который когда-то жизнью заплатил за свою преданность России!
С легкостью истинной парижанки перелетев лужи и горы строительного мусора, Фрази выскочила на улицу Сен-Лазар, где было довольно бойкое движение, через минуту остановила фиакр, вскочила в него и приказала везти себя на фобур Сент-Оноре, к дому 33.
