Тактический обман всегда приносит свои плоды. Не было в истории случая, когда он не сработал.
Уайлд прыгнул в мейнардовский «лексус» и помчался к школе, надеясь перехватить Аву. Хестер была права. Скорее всего, это напрасная поездка. Но Уайлду нравилась Ава. Он не желал этого признавать, но ему хотелось снова ее увидеть. Уайлд думал о ней со вчерашней встречи в «Севен-элевен». С тех самых пор, как — неожиданно для себя самого — предложил ей снова быть вместе. Ничего серьезного. Он это понимал. Уайлд редко возвращался к любовницам: сам он не был способен к кому-то привязаться, но краткосрочная партнерша может прикипеть к нему душой, а это неправильно. Нечестно. Так что никаких выходов на бис.
Разве что с Авой, думал он, решив быть честным с самим собой.
Значит, он едет в школу только ради того, чтобы увидеться с ней?
Уайлд остановился напротив учительской парковки, вышел из машины, прислонился к ней спиной. Через несколько минут на парковку свернул синий автомобиль. Уайлд смотрел, как Ава выходит из машины. Красавица, подумал он. Сильная. Страстная. Независимая. Нежная.
Он сделал шаг вперед. Прямо перед ним, блокируя путь, остановился автомобиль. Водитель высунул голову из окна:
— Садитесь. — Это был Саул Штраус. — С какого перепугу все вдруг кинулись меня искать, Уайлд?
— Это вы мне расскажите.
— Я не имею никакого отношения к публикации этой записи.
— Знаю, — сказал Уайлд.
— Так на кой черт я сдался Гэвину? Зачем вы мне звонили?
— Долго рассказывать.
— Садитесь в машину, — велел Штраус, поглядывая по сторонам. — Я должен кое-что вам показать. — Уайлд взглянул на Аву. Она уже шагала к школе. — Это важно, — сказал Саул, — но я не собираюсь торчать у всех на виду, когда на меня охотится Чеймберс. Сейчас же садитесь, или я уезжаю.
Пока Уайлд размышлял, Ава скрылась за дверью. Что ж, других вариантов не осталось. Он сел на пассажирское сиденье. Штраус вдавил педаль газа в пол.
— Куда едем? — спросил Уайлд.
— Я бы сказал, искать правду, но не прозвучит ли это чересчур напыщенно?
— Прозвучит.
— В таком случае ответ — «тюрьма», — сказал Штраус. — Мы едем в тюрьму.
Глава тридцать третья
— То есть как это — в тюрьму?
Саул Штраус держал обе руки на руле.
— Почему все так сильно хотят меня найти?
— Вот вопрос получше: где вы были?
— У меня есть враги, Уайлд. Уверен, это вас не удивляет. Поэтому, когда расчетливый фашист вроде Гэвина Чеймберса, работающий на нигилиста вроде Расти Эггерса — кстати говоря, имеющего привычку горстями глотать таблетки, — стучится ко мне в дверь, я не очень-то спешу открывать. Поняли, о чем я?
— Понял, что вы не желаете говорить, где были.
— Какое вам дело? Какое дело Гэвину?
Уайлд не видел причин отмалчиваться:
— Пропал Крах Мейнард.
— Что значит «пропал»? Погодите, так вот почему эта запись попала на экран?
Уайлд не ответил.
— И вы что — думаете, что я имею к этому отношение? Все вы?
— А вы имеете к этому отношение?
— Да, конечно, я держу Краха Мейнарда у себя дома. Между прочим, эту семью охраняет Гэвин. Сколько там у него людей с оружием?
Верно подмечено, подумал Уайлд.
— Как вы меня нашли?
— Когда, сейчас? Один мой приятель вхож в поместье Мейнардов. Кстати, кто придумал назвать это место Мейнард-Мэнор? Это же невероятное, даже неприличное хвастовство. То есть, если вам нужны доказательства, что богачи чересчур богаты, я бы предложил в первую очередь взглянуть на это поместье. В любом случае вас там заметил мой приятель.
— А вы были неподалеку?
— Мне нужно было с вами увидеться.
— Чтобы отвезти меня в тюрьму?
— Да.
— В половине двенадцатого мне нужно быть у Мейнардов.
— Это ненадолго. Слышал, Хестер беседовала с Эрни Поплином.
— Как вижу, Саул, вы много чего слышите.
— Это точно. Предположу, что теперь Хестер ему верит.
Уайлд сменил тему разговора:
— Тем вечером, в баре гостиницы «Шератон», почему вы так интересовались Наоми Пайн?
— Меня интересовала не она, а Крах Мейнард.
— И сейчас он пропал.
— Я говорил вам, что у Мейнардов есть компромат. Но вы мне не поверили.
— И теперь этот компромат крутят по телевизору.
— Ага, я смотрел новости, — сказал Штраус. — И видел реакцию. Всем плевать, что Эггерс поцеловал несовершеннолетнюю девочку. Разве что кроме тех, кто и так не стал бы за него голосовать.
Они проехали по мосту Таппан-Зи и направились на север, вдоль Гудзона. Если Штраус не шутил насчет «тюрьмы», Уайлд прекрасно представлял, куда его везут.
— Синг-Синг? — спросил он.
— Да.
— Почему?
— Хочу, чтобы вы увидели все своими глазами, Уайлд. Хочу, чтобы вы все поняли.
Исправительное учреждение Синг-Синг (меньше часа езды от Манхэттена) — одна из самых известных тюрем на свете. Построенная в первой половине девятнадцатого века, эта тюрьма пряталась на самом видном месте. Пассажиры, регулярно совершающие поездки на «Метро-Норт» до Центрального вокзала Нью-Йорка, всякий раз проезжают мимо Синг-Синга. С Гудзона можно рассмотреть само здание тюрьмы, расположенное на завидном участке земли с видом на реку. В Синг-Синге находится печально известный электрический стул Олд Спарки, на котором приняли смерть более шестисот человек, включая предполагаемых советских шпионов Юлиуса и Этель Розенбергов, казненных в 1953 году. Говорят, что Юлиус первым сел на электрический стул, и смерть его была быстрой. Затем к этому же стулу подвели Этель — страшно подумать, что она чувствовала в тот момент, — но ее казнь прошла не так гладко. Свидетели утверждают, что смерть наступила лишь после нескольких попыток. Что сердце ее, несмотря на электрические разряды, продолжало биться, даже когда от головы пошел дым.
Уайлд понять не мог, зачем Саул Штраус везет его в Синг-Синг.
Штраус остановился на тюремной парковке для посетителей и заглушил мотор.
— Пойдемте. Это ненадолго.
Похоже, Саул подергал за нужные веревочки, поскольку они с Уайлдом быстро оказались в самом начале очереди. Вывернули карманы и прошли через арочный металлоискатель. Зал для посетителей выглядел как школьная столовая на стероидах. Столы и стулья, никаких стеклянных перегородок с телефонными трубками, как показывают по телевизору. Заключенные в открытую обнимались с любимыми, и никто им не мешал. Уайлд ожидал увидеть здесь жен, подруг, родителей, братьев и сестер, но посетителями по большей части были семьи с маленькими детьми. В зале было полно детей. Некоторые проводили время в пестром «семейном уголке», похожем на комнату в детском саду, с настольными играми, детскими книжками, игрушками и материалами для поделок. Некоторые выходили во двор и проводили время на детской площадке.
