— Вы похитили ребенка. Отрезали ему палец. Если это не экстремизм…
Лица у них вытянулись. У обоих.
— Думаете, мы этого хотели? — спросил Гэвин.
— Какая разница, чего вы хотели?
— Вот скажите, — начал Саул, — как иначе было заставить Дэша Мейнарда обнародовать эти записи?
— Повторяю: какая разница? Вы сделали выбор. — Уайлд медленно произнес, делая ударение на каждом слове: — Вы. Отрезали. Палец. Ребенку.
Гэвин Чеймберс опустил голову. Саул Штраус старался смотреть на Уайлда, но губы его дрожали.
— Когда мы это сделали, Крах был без сознания. Под наркозом, — сказал он. — Мы свели травму к минимуму.
— Вы его изувечили. Угрожали отрезать ему руку. Допустим, Мейнарды не прислали бы запись. Вы бы осуществили угрозу? Прислали бы им руку их сына?
Наконец Гэвин Чеймберс поднял глаза:
— Скажите, Уайлд, как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти миллионы человеческих жизней?
— Речь не обо мне.
— Мы все здесь солдаты, так что речь, черт возьми, и о вас тоже, — сказал Гэвин. — Поле битвы не столь очевидно, но на карте стоят человеческие жизни. Миллионы жизней. И если их можно спасти, изувечив или убив одного человека — пусть даже невинного ребенка, — что, вы не пошли бы на это?
— Вы ступаете на очень тонкий лед, полковник.
— Передовой отряд всегда шагает по самому тонкому льду. Сами знаете. Предпочли бы мы отрезать собственные пальцы, чтобы спасти этих людей? Да, несомненно. Но у нас не было такого выбора. Жизнь не черно-белая, Уайлд. Хотя сегодня люди предпочитают видеть черно-белый мир. Взгляните на онлайн-баталии: там или все хорошо, или все плохо. Но жизнь — это совокупность оттенков серого.
— Даже сейчас, — добавил Саул, — вы держите нас на мушке. И я, и Гэвин готовы заплатить за наш поступок. Мы решили, что у нас нет выбора. Но теперь мы спасли Реймонда…
— Исправили чудовищную ошибку, — кивнул Гэвин. — И это не преувеличение.
— …а если смотреть на вещи в крупном масштабе, мы, пожалуй, спасли всю страну. Запись, которую мы только что разослали, способна изменить ход истории.
Оба замолчали, ожидая, что скажет Уайлд.
Через несколько секунд Гэвин положил ладонь на руку Саула Штрауса:
— Ох, блин.
— Что? — спросил Саул.
— Уайлд все понимает.
— То есть? — Саул нахмурился.
— То есть, — Гэвин посмотрел Уайлду в глаза, — ты еще не приехал, а он уже прятался в гараже.
— И?
— И ждал, Саул. Ждал тебя. Ждал, пока мы не отправим запись.
Молчание.
До Саула дошло. Он повернулся к Уайлду:
— Вы могли нас остановить. Выскочить с пистолетом двумя минутами раньше.
— И запись так и не вышла бы в свет, — добавил Гэвин.
— Но вы этого не сделали, Уайлд. — Оба кивнули. — Вы ступили на тонкий лед вместе с нами.
Уайлд ничего не ответил.
— В конце концов, — сказал Гэвин, — мы всего лишь трое солдат.
— На последнем задании. И вы позволили его выполнить.
— В моем случае, — Гэвин подвинулся так, чтобы заслонить собой Саула, — это верная смерть.
— Погодите, чего-чего? — наконец сказал Уайлд.
— Я устроюсь и в тюрьме, — сказал Саул. — Мне не заткнут рот. Я смогу говорить, что посчитаю нужным.
— Но я уже стар. И не хочу умереть за решеткой. — Гэвин встал и протянул руку. — Отдайте мне пистолет, Уайлд. Как воин воину. Позвольте закончить все на моих условиях.
Пустить пулю в висок.
— Нет, — сказал Уайлд.
— В таком случае я брошусь на вас. И вам придется меня застрелить.
— Даже не надейтесь, — сказал Уайлд. — Слушайте внимательно. У вас одна задача, у меня — другая: найти двоих пропавших детей. Одного ребенка я спас. Потом обыскал территорию на предмет второго. Вот что я скажу Роле. Наоми здесь нет, верно?
— Верно, — смущенно ответил Саул. — О ней мы ничего не знаем.
— В таком случае мне здесь делать нечего.
— Не понимаю, — сказал Саул.
— Все вы понимаете.
Больше Уайлд не сказал ни слова. Опустил пистолет и ушел.
Часть третья
Глава тридцать восьмая
Три недели спустя
Хестер заканчивала встречу с Саймоном Грином, богатым финансовым консультантом, попавшим на вирусное видео: то самое, где он в Центральном парке наносит удар парню, похожему на бродягу. Грин ей нравился. Она чувствовала, что дело шито белыми нитками. Более того, ей позвонили из прокуратуры Манхэттена и дали понять, что не станут выдвигать обвинение против Грина — отчасти по той причине, что предполагаемая жертва как сквозь землю провалилась.
Хестер проводила Грина к двери кабинета.
Саймон Грин поблагодарил ее. Хестер чмокнула его в щеку и в этот момент заметила, кто сидит у нее в приемной. Подбежала к своей исполнительной помощнице Саре Маклин и спросила:
— Что здесь делает Делия Мейнард?
— Записалась на пятнадцать минут. Сказала, это важно.
— О таком нужно мне сообщать.
— Я сообщила.
— Когда?
— Вы проверяли эсэмэски?
— Одних эсэмэсок мало. Нужно было голосом сказать.
— Хестер, мы это уже проходили, и не раз. Вы велели не соваться на встречи и сообщать о клиентах через эсэмэски.
— Что, правда?
— Правда. У вас пятнадцать минут до следующей записи. Кстати, Делия Мейнард — тоже клиент, она оплатит эти пятнадцать минут. Так что, сказать ей, чтобы шла домой, или…
— Хватит уже. Ты еще большая зануда, чем я. Пусть войдет.
Хестер не видела Делию Мейнард уже три недели — с того жуткого дня в Мейнард-Мэнор. Они расстались незадолго до того, как Уайлд нашел палец. Сара проводила Делию в кабинет и закрыла дверь. Долгое мгновение обе женщины стояли и смотрели друг на друга.
— Как ваш сын? — спросила Хестер.
— Лучше, — ответила Делия. — Палец удалось пришить.
— О. Хорошо.
— Со здоровьем у него все в порядке.
— А с психикой?
— Ему снятся кошмары. Похоже, похитители — кем бы они ни были — хорошо с ним обращались, но…
— Понимаю. Полицию решили не подключать?
— Да.
— И никто не спрашивал, как ваш сын потерял палец?
