— Теперь вы думаете скорее как Роберт, — сказала Элоиза. — Правда в том, что здесь мы глубоко в его голове, и я сомневаюсь, что мы сможем в этом разобраться. Что мы знаем — в своей собственной ненормальной манере он пытается найти смысл и красоту в уродстве своих свершений. И по какой бы то ни было причине, он выбрал это изображение, — она указала на фото скульптуры, — чтобы ассоциировать со своей травмой.
— Как насчет этого? — спросил Чеймберс, чтобы переключить ее внимание на следующее изображение.
— «Персей с головой Медузы», — сказала Элоиза. — Почему здесь нет фотографий тел?
— Потому что ему не удалось закончить.
— А. Моя лучшая догадка: это он, наконец-то освобождающийся от нее раз и навсегда.
— От своей матери? — спросила Маршалл. Элоиза кивнула.
— Хотя Мередит его усыновила, он назначал еженедельные встречи с ней до одиннадцати лет. У матери все еще было огромное влияние на его жизнь, пока… — Она замолчала. — Думаю, теперь это уже не имеет значения: пока он не украл опиоидные лекарства Мередит и не подсыпал их в чай своей матери, которая была на пути к восстановлению. К концу той недели ее нашли без сознания в притоне и отказали в доступе к нему, пока она не докажет, что она в завязке… чего никогда не случилось. Тот маленький поступок представлял собой его победу над худшим монстром в его жизни… Кого он выбрал на роль Персея?
— Мы не находили тело, — сказал Чеймберс.
— Тогда кого он выбрал для отрезанной головы Медузы?
— Меня.
— Вау. Он, должно быть, действительно вас ненавидит, — произнесла она с крайне озабоченным лицом.
— Думаю, да.
Она подошла к другой серии фото с места преступления — полуголому и изуродованному телу «Венеры Милосской» на берегу реки.
— Кто она?
Маршалл не нужно было сверяться со своими записями.
— Тамсин Фуллер, лаборантка с факультета искусств в университете.
— Наверное, она появилась уже после моего ухода. А это? — она указала на коллекцию глянцевых зеленых листьев, собранных в пакет для улик.
— Они были разбросаны вокруг жертвы, — объяснил Чеймберс, — но не сочетались ни с одним из деревьев в округе. Я поручил одному из подчиненных попытаться определить…
— Лавр, — перебила она. — Это лавровые листья… Это послание… — сказала она, разглядывая изувеченный труп впервые с уместным уровнем отвращения и скорби.
— Послание? — спросила Маршалл. Кивнув, Элоиза глубоко вдохнула:
— Это я.
Глава 23
Барри «дерьмовая работа» Кинг оправдывал свое имя. В то время как другие рейнджеры проводили дни, разговаривая с девочками, высаживая деревья и заводя дружбу с белками, ему каким-то образом всегда выпадало разгонять группы несовершеннолетних пьяниц и разбираться с издыхающими животными. Именно из-за этой неприятной задачи он трясся по гравийной дорожке на своей машине к озеру уже через две минуты после окончания смены, отвечая на вызов по поводу крови и перьев на дорожке. Как обычно, звонивший не мог подождать. Это означало, что ему придется полчаса расхаживать в темноте в поисках того, что оставили ему лисы.
Он заглушил двигатель, и свет фар проскакал по воде, как запущенный камень, а ручник сомнительно скрипнул, когда он выбрался и отправился обходить озеро. Обводя лучом фонарика неровную местность, Барри молился, что это был лишь один из чертовых канадских гусей.
— Только не Большой Боб, — прошептал он. — Пожалуйста, только не Большой Боб.
Обойдя примерно четверть озера, на предсказуемо илистом участке берега в свете фонарика Боб увидел первые белые перья, сухие и чистые, которые буквально дрожали на ветру, как будто все еще потрясенные тем, чему они только что стали свидетелями. Барри проследовал за похожими на снежинки в грязи перьями до самого большого их скопления среди деревьев, где белизна постепенно сменилась на алый — эти перья полностью неподвижные, пропитанные… мертвые.
Заметив кровавые следы, блестящие на поваленном дереве, он переступил через ствол и подвернул лодыжку о то, что ожидало его по другую сторону: останки двух белых лебедей с обмякшими и свернутыми длинными шеями и темными дырами на месте крыльев.
— Какого черта? — пробормотал он, водя фонариком в поисках недостающих частей, хоть и знал, что ни одна лисица не смогла бы удавить двоих взрослых лебедей за раз.
Начиная чувствовать себя слегка уязвимым наедине с тишиной, он перебрался назад через ствол и поспешил к озеру, решив, что эта работа может подождать до утра.
Маршалл оглядела разноцветную палатку, выставленную в торговом зале… и потом снова взглянула на Винтера.
— Я туда не полезу.
— Ну же, — сказал он. — У меня еще сорок минут до конца смены.
— Я — офицер полиции. Я не собираюсь прятаться от вашего…
— Черт! Дэн идет! — прошептал Винтер, будто через свой пышный зад, исчезающий в проходе.
— Винтер! Я не собираюсь… — опять начала она, однако замолкла, когда из-за угла донеслись голоса:
— Если он опять с той готичной девушкой, клянусь, я его уволю прямо сейчас.
— Ой, ради бога, подвиньтесь, — фыркнула она, ныряя внутрь как раз вовремя, когда две пары ног прошли мимо. Она гневно уставилась на Винтера: — Это смешно.
— Добро пожаловать в мою жизнь, — пожал плечами он. — Так что вы говорили?
Маршалл рассказала ему об их неожиданно продуктивном разговоре с Элоизой Браун и, согласовав это заранее с Чеймберсом, пригласила его на встречу следующим утром, чтобы по очереди обсудить с ними оставшиеся наброски.
— Я все еще не понимаю, к чему лавровые листья, — прошептал он, отпугивая малыша, пытавшегося забраться к ним.
— Это у них была своя фишка — сказала Маршалл, ничего не прояснив. — Он разбросал листья вокруг «Венеры Милосской»… Что-то связанное с искусством, браком и вроде бы нимфами?
— Ну, это все объясняет.
— Я прослушала, ладно? Но она абсолютно уверена, что это относится к ней.
— Значит… мы поместили ее под защиту, верно?
— Чеймберс все уладил. Но она уверена, что Коутс никогда бы ей не навредил.
Винтер выглядел неубежденным… а потом немного голодным:
— Хотите что-нибудь поесть… или, может, выпить?
— Что у вас есть?
— Буквально что угодно, — сказал он, обводя рукой супермаркет за закрытым проходом.
— Бутылку красного?
— Сейчас будет.
— «Мальбек» или «Бордо Бленд».
— Эммм. Я посмотрю, что могу добыть, — улыбнулся Винтер, уверенный, что уже все забыл.
