Брошенные рамы пустовали, смертельные и зияющие, как огромные ловушки, выжидающие, пока она подойдет слишком близко. Темные стены, на первый взгляд серые, были на самом деле покрыты граффити, нарисованными поверх друг друга… сотнями и сотнями набросков, каждый из которых был произведением искусства. А в самом центре комнаты лежала груда человеческих волос. Складывалось впечатление, будто только они остались, а человека целиком проглотил пол. Она нерешительно встала на колени и подняла влажный парик с всколокоченными черными волосами, когда входная дверь распахнулась.
— Господи боже, — пробормотала она, поднося радио к губам. — Чеймберс?.. Чеймберс, прием. — Динамик просто взвыл помехами. — Чеймберс, прием.
— Мистер Кристофер Райан, — услышала она одного из полицейских, просматривавших почту, адресованную трупу семилетней давности, ныне обитающему в холодильнике судмедэксперта.
— Чеймберс! — снова попыталась она, побежденно закрывая лицо руками.
— Маршалл?! — завопил Чеймберс в приемник. Гравий ударялся об их машину, как пули, пока они неслись сквозь рощу деревьев.
— Это сосед, — сказала она. — Он, должно быть, как-то изменил внешность. Но Коутс все это время был ее соседом!
Винтер повернулся к Чеймберсу с выражением человека, который лично перерезал Элоизе горло, вспомнив, как несколько часов назад он прошел мимо длинноволосого мужчины на лестнице.
— Она у него, — продолжила Маршалл, — и все это время он был прямо у нас под носом.
Чеймберс нажал кнопку передачи, транслируя лишь фоновый шум и не зная, что сказать.
— …Вас понял.
Резко затормозив на парковке возле мельницы, Винтер выпрыгнул из машины еще до того, как она полностью остановилась, и кинулся в гущу деревьев в свете фар.
— Винтер! Винтер, подождите! — крикнул Чеймберс, выбираясь вслед за ним, но его слова утонули в свисте ветра. Грязь и обломки окутали его, а с неба буквально сыпались листья. — Винтер?! — позвал он снова, идя за ним в лес, но болезненно подвернул ногу всего через несколько шагов на неровной земле.
Звук был не похож ни на что, слышанное им до этого: шорох миллиарда листьев, как предупреждение готовой к броску гремучей змеи, поскрипывание веток над головой в сочетании с резким треском, когда могучие вековые деревья теряли конечности, и рев ветра, прорывающегося сквозь деревья, как огромные волны, разбивающиеся о скалы.
— Элоиза?! — услышал он крик Винтера неподалеку впереди. — Элоиза, где вы?! — В агонии Чеймберс похромал на звук. — Элоиза?!.. Элоиза?!
Но затем, хотя Чеймберс был уверен, что догонял своего напарника, он перестал слышать зов.
— Винтер?! — опять крикнул он, не получая ответа.
Игнорируя боль, он вслепую побежал по затопленному лесу с нарастающим дурным предчувствием, когда узнал окружающие его деревья: живые, посреди мертвого леса.
Он пробрался сквозь деревья на маленькую поляну, дополненную полноводным ручьем, достойным речного бога, где Винтер стоял на коленях в грязи.
— Винтер? — позвал Чеймберс, но не получил ответа.
— …Винтер.
Медленно приблизившись, Чеймберс посмотрел на участок потревоженных листьев перед его другом, теперь понимая причину его молчания.
— О господи, — прошептал он, хромая к двум телам, удерживаемым против бури сложной металлической рамой: Роберт Коутс, все еще добивающийся свою любимую даже в смерти, обнимающий левой рукой обнаженное тело Элоизы, отвернувшейся от него в последний раз.
Чеймберс мягко приложил пальцы к ее шее… И температура ее тела сказала ему все, что нужно было знать. Он оглянулся на Винтера, желая сказать ему что-то успокаивающее, но ничего не приходило на ум.
Повернувшись к безжизненному телу Коутса, он провел такую же проверку, приложив кончики двух пальцев к его шее…
Чеймберс испуганно отдернул руку, и его охватило отчетливое ощущение дежавю: как он забирался по заледенелой лестнице к замерзшему «Мыслителю» столько лет назад, как увидел взгляд неподвижного мужчины, нервирующе наблюдавшего за каждым его движением, как его слабое дыхание постепенно участилось.
— Винтер! — крикнул Чеймберс, не прерывая зрительного контакта с живой статуей. — Вы мне нужны! Сейчас же!
Винтер нетвердо поднялся на ноги. Сознательно избегая смотреть на Элоизу, он подошел к Чеймберсу, доставшему из внутреннего кармана маленькую металлическую коробочку, в которой обнаружились тонкая ампула, шприц и несколько игл.
— Что это? — спросил его Винтер надломившимся голосом.
— Антидот. Я попросил Сайкса его сделать.
Мгновенно округлившимися глазами Винтер посмотрел на Элоизу.
— Не для нее, — грустно сказал Чеймберс. — …Для него.
Когда Винтер медленно повернулся к Коутсу, Чеймберс даже не узнал своего друга, чье лицо исказилось от всей ярости, боли и власти, которую он имел над жизнью другого человека. — Он еще жив, — объяснил он, передавая ему коробку и отступая. — Вам решать.
— Мне? — непонимающе спросил Винтер, уставясь на металлическую коробку в своих руках, пока две статуи тихо покачивались на неустанном ветру.
— Вам, — кивнул Чеймберс. — Но помните, этого он и хотел. Если он умрет, то выиграет.
Винтер обдумывал их непростое положение всего секунду.
— Честно, мне уже все равно. Я просто хочу, чтобы с ним было покончено, — сказал он сломленно, взяв стеклянную ампулу, прежде чем уронить ее на землю.
Когда Чеймберс не попытался вмешаться, он поднял ногу, чтобы раз и навсегда изгнать Коутса, растоптав антидот… но затем замер, и противоречие отразилось на его лице, когда он посмотрел на поддельного бога, бессильный его остановить, и к Элоизе, такой неподвижной и элегантной, а потом снова на своего напарника. Его нога задрожала в нерешительности, и он сделал глубокий вдох, сжал зубы, глядя на хрупкую ампулу под ним… Со слезами, бегущими по щекам, он закричал и отошел.
— …Сделайте это, — сказал он, закрыв глаза, будто он не мог даже смотреть.
— Вы уверены?
— Просто сделайте это.
Зная, что уже может быть поздно, Чеймберс поспешил подобрать ампулу под испуганным взглядом неподвижного мужчины. Негнущиеся пальцы Коутса едва заметно дернулись, когда Чейберс убрал его руку от Элоизы и опустил его на землю. Готовя укол, он оглянулся на Винтера, давая ему последний шанс возразить, но тот молчал. Вонзив иглу глубоко в шею Коутса, он задержал большой палец над поршнем.
— Роберт… Роберт, вы меня слышите? — прошептал он на ухо умирающему мужчине. Темные глаза медленно обратились к нему. — Только живые могут страдать так, как будете вы, — удовлетворенно процитировал Чеймберс, вводя ему все содержимое шприца.
Приковав Коутса наручниками к его собственной металлической раме, он вернулся к своему коллеге, когда деревья опасно согнулись, заслоняя небо.
