— Вряд ли Ренник или Сатклифф стали бы участвовать в заговоре с целью убить самих себя.
— В случае инспектора Сатклиффа такое предположение не настолько уж невероятно. А Ренник был неопытен. Кроме того, — продолжала Чейз, все так же глядя на меня, — на месте преступления был еще один сотрудник, который пока что вышел сухим из воды…
— Я бы не сказал, что сухим, — заметил я.
Чейз позабавил мой ответ, но в дверь постучали, и она не успела устроить мне словесную порку.
— Сейчас буду, — ответила она. Потом понизила голос и взглянула на дверцу кабинки. — Джеймса беспокоит, что над делом работают сразу две группы. Это может нарушить чистоту расследования…
— Верно, — отозвался Джеймс. — Было бы гораздо проще, если бы мы побеседовали с Янковски первыми. Избавили бы всех от лишних хлопот.
— Поэтому вы нам не сказали, что допрашивали бывшего сокамерника Вика? — спросил я как можно дружелюбнее.
Кажется, Паррс немного отодвинулся от меня.
Чейз посмотрела на него:
— Джеймс — высококвалифицированный специалист, способный вести расследование без пригляда, Алистер. Да, это твоя заварушка, и я ценю, что ты считаешь нужным ее расхлебывать. Но если Уэйтсу нечего предъявить по существу, предлагаю ему в ближайшие дни свернуть работу над этим делом и вернуться к ночным дежурствам. Нам надо расследовать смерть полицейского. Некогда осваивать азы оперативной работы.
— Но я мог бы подыскать место констеблю Блэк, — предложил Джеймс.
Я чуть не рассмеялся, представив, что за место он ей подыщет.
Чейз кивнула:
— А теперь извините. — Она прошагала мимо нас к выходу.
Паррс подождал, пока дверь за ней закроется, потом заглянул в кабинку и рявкнул:
— Вали отсюда!
Старший инспектор вынырнул из кабинки и сказал, глядя Паррсу в глаза:
— Грядут изменения, Ал. А ты, Уэйтс, как ни суетись, все равно ни к чему не придешь.
Когда Джеймс ушел, Паррс зыркнул на меня и тихо произнес:
— Ты слышал?
— Сэр?
— Она ошиблась, сынок. Не моя это заварушка, а твоя. Будет мне еще этот мямля вещать про изменения. Их начну я, черт подери. Нарой что-нибудь, что я смогу им предъявить. Сегодня же. Выясни, кто сделал фотографию, или я разрушу твою жизнь.
Я начал отвечать, но он меня перебил:
— На этот раз — окончательно.
6
— Можно с тобой поговорить? — спросила Наоми.
Мы ехали по адресу Кристофера Бокса, то есть Полубокса — бывшего сокамерника Вика.
После разговора с Паррсом я понял, почему Наоми с самого утра напряжена: она всю ночь изучала записи с видеокамер, чтобы не дать мне повода спровадить ее днем.
— О чем? — спросил я, не глядя на нее.
От самого центра города за нами на три машины позади следовал матово-черный «мерседес», и я не хотел упускать его из виду.
— Ну… — начала она.
Продолжить ей не дал мой телефон. Я взял трубку.
— Эйдан Уэйтс? — спросила женщина. Та же самая, с которой вчера прервалась связь. На мгновение мне показалось, что она в том «мерседесе», но в трубке отчетливо слышался офисный шум.
— Слушаю.
— Здравствуйте, мистер Уэйтс. Меня зовут Сандра Аллен. Я работаю в муниципальном отделении социальной службы Брайтона и Хоува
[11]. Вам удобно говорить? Я несколько дней пытаюсь до вас дозвониться.
— Да, удобно. — Я покосился на Наоми. — Чем могу помочь?
— Миссис Кристин Фэрроу — ваша мать?
Я убрал гарнитуру из уха и чуть не сбросил звонок. Наоми сверкнула на меня белками глаз, и я сдвинулся как можно дальше к дверце.
— Мистер Уэйтс?
— Да, слушаю, — подтвердил я. — Вообще-то, момент не самый удачный.
— Вопрос действительно важный.
Я закрыл глаза:
— Если честно, не знаю. Я не поддерживаю никаких отношений с матерью. Возможно, она и есть эта миссис…
— Кристин Фэрроу.
— Верно. Когда я ее знал, ее звали Кристин Уэйтс, но это было больше двадцати лет назад. — Я не знал, что еще сказать. — Наверное, с тех пор она вышла замуж.
— Ясно, — протянула Сандра. — Мистер Уэйтс, когда вы в последний раз виделись с матерью?
Меня тяготило присутствие Наоми. Я почти не сомневался, что этот разговор будет дословно передан Паррсу. Если он узнает про еще одну гайку, которую можно закрутить, то в конце концов привинтит меня к стене. Нейтральную формулировку придумать не получилось, и я сдался.
— В последний раз я видел ее, когда мне было восемь лет. Так что мне нечего сообщить, кроме того, что ее зовут Кристин.
В кои-то веки я говорил правду.
Мы не общались несколько десятков лет. Я не знал, жива она или мертва, но мог бы с уверенностью сказать, который из двух вариантов предпочтителен.
Сандра молчала. Я поинтересовался, есть ли у нее еще вопросы.
— Мистер Уэйтс, сожалею, что мне приходится сообщать вам об этом. Ваша мать, биологическая мать, длительное время страдает психическим расстройством.
— Это началось еще при мне, так что я в курсе. — Услышав резкость в собственном голосе и заметив, что Наоми от неловкости заерзала на сиденье, я попытался смягчить ситуацию: — Но как я уже говорил, это было давно.
— Значит, первые проявления начались много лет назад?
— Насколько я помню, да. Теперь, если у вас…
— Могу я спросить, в чем это выражалось?
В поле зрения вплыли огненные сполохи, я закрыл глаза. Приступ паники в машине — последнее, что мне сейчас нужно.
— Она находилась в отношениях с жестоким человеком и, в свою очередь, проявляла жестокость.
— По отношению к вам? — спросила Сандра после небольшой паузы.
— И к моей младшей сестре, — сказал я, открывая глаза. — У вас принято обсуждать такие вопросы по телефону?
— Мы всего лишь выясняем обстоятельства, предшествующие болезни. Все, что может помочь в ее случае. У Кристин был диагноз?
— Нет, и сомневаюсь, что она обращалась к врачу. Она сама принимала таблетки, и мы много переезжали. Время было другое.
— К сожалению, особо ничего не изменилось. Но, разумеется, тогда помощь была менее доступна.
— Сомневаюсь, что ей можно чем-то помочь, — сказал я. — Вы ведь поэтому звоните?
— Вообще, да. Вчера мы получили разрешение на проведение принудительного психиатрического освидетельствования.
