Люди, паника, повсюду.
9
Шел пятый час утра. По статистике, в это время происходит наибольшее количество смертей. Хоть в чем-то мы опережали график. Я позвонил из «скорой» и вызвал подкрепление. Спустя считаные минуты пожарные уже оцепили здание. Я подробно описал прибывшим коллегам наркоманку и рассказал обо всех событиях, которые привели к нападению на Ренника. К обширным ожогам Сатти и убийству Мартина Вика. Я и сам мало что понял из своего рассказа, но старший инспектор кивком разрешил мне идти. Я встал, надеясь завалиться в какой-нибудь бар, но тут мне на плечо опустилась чья-то рука. В пухлой перчатке спецназовца.
— Суперинтендант Паррс, — сказали мне на ухо.
Я закрыл глаза, ожидая, что перед внутренним взором пронесется вся жизнь.
— Веди.
Спецназовец повел меня обратно, наверх по лестнице. Кожа зудела от грязи. Я провонял запахом крови, горелой плоти и паленых волос. При нашем приближении стоящие у каждой двери спецназовцы хватались за автоматы. Мой сопровождающий распахнул плечом последнюю дверь. Забрезжил свет, ветер взъерошил волосы.
Мы стояли на крыше больницы.
Площадка не предназначалась для прогулок, из настила тут был только редкий гравий да сорняки, пробивавшие себе путь сквозь трещины в бетоне. Кое-где валялись ржавые банки из-под кока-колы, набитые сигаретными бычками, за грудой кирпичей виднелись пустые бутылки из-под джина. Спецназовец вытянул руку, будто ведущий игрового шоу, указывающий победителю на выигрыш.
Так не похожий на первый приз.
Суперинтендант Паррс стоял спиной к нам и смотрел на залитый светом хаос внизу. Серовато-седые волосы, серый плащ и брюки сливались с гематомно-лиловым небом, отчего Паррс казался неотъемлемой частью городского пейзажа. Еще не вполне рассвело, но на горизонте уже виднелась узкая полоса туманного света. Дверь за мной захлопнулась. Суперинтендант слегка повернул голову в знак того, что знает о моем присутствии, и я понял, что нас оставили одних.
— Эйдан Уэйтс. — Шотландский акцент Паррса прозвучал еще резче, чем обычно. Будто скрежет клинка о точильный камень. — Когда я услышал, что у меня стало на одного сотрудника меньше, то почему-то сразу подумал о тебе… — Он обернулся. Глаза его были до того налиты кровью, что он, наверное, видел все в красном цвете. — А ты жив-здоров.
— Нет худа без добра, сэр.
Паррс ничего не сказал. Я уставился в пол.
— Доброе утро, суперинтендант.
— Я бы назвал его скорбным, детектив-констебль. Эйдан Уэйтс снова феерично облажался.
Я всмотрелся в занимающийся рассвет и промолчал.
— Я получил доклад старшего инспектора Джеймса, — продолжал Паррс, и я непонимающе сдвинул брови, ведь я разговаривал с Джеймсом всего десять минут назад. — Он говорит, ты ничего не знаешь. Что ж, в этом есть доля правды. А не умолчал ли ты о чем-нибудь во время беседы?
Я изложил инспектору Джеймсу объективные факты и опустил субъективные предположения. Засомневался, упоминать ли мой краткий разговор с Мартином Виком, и в итоге решил, что не стоит.
Однако Паррс уже что-то заподозрил. Он всегда улавливал недосказанности, а потом выуживал их из меня, как вор — ценности из кармана.
— Было кое-что, сэр.
— Да неужели?!
— Вик пытался что-то сказать перед смертью.
— Если это не местонахождение тела Лиззи Мур, то вряд ли я хочу это знать.
— Он сказал, что этого не делал.
— Он был пристегнут ремнями к койке, Эйд. Конечно, этого он не делал.
— Я имею в виду преступление, из-за которого он оказался пристегнут к койке, сэр.
Паррс по-прежнему не шевелился.
— Думаю, он пытался сказать, что не убивал Муров.
— Признание на смертном одре, да? Старо как мир. — В голосе суперинтенданта послышалось облегчение. — А точные слова?
— Почти такие, как я сказал.
— Почти? — Паррс шагнул ко мне.
— Он говорил что-то еще, но я не расслышал из-за сигнализации.
Паррс ненадолго задумался.
— И ты не сообщил эту информацию старшему инспектору Джеймсу, потому что?..
— Подумал, вы захотите услышать об этом первым и решить, что нам следует делать.
— Осужденный за убийство умер под стражей. Пожалуй, мы сделали все, что только можно, и даже больше.
— Дело в том, как он это сказал, сэр…
— Превозмогая боль, наверное. Вот только это не согласуется с подписанным им же признанием, черт подери, а у нас и так головной боли хватает.
— Сэр.
— Джеймс говорит, ты не очень хорошо разглядел поджигательницу…
— Не очень, сэр.
— Удобно.
— Для кого?
— Для нее. Криминалисты еще роются в мусоре, но, похоже, классика жанра. Зажигательная смесь. Стеклянные бутылки с керосином.
— Самодельные гранаты.
— Две порции коктейля Молотова. Кто-то вломился в заведение и решил угостить посетителей выпивкой. Всех разом. Швырнули в палату и закрыли дверь…
В свое время я видел, как бутылки с зажигательной смесью кидали в полицейские фургоны, поэтому поморщился, представив, каково это — оказаться в замкнутом пространстве с такой штукой.
— Выкладывай, — сказал Паррс. — Что, по-твоему, тут произошло?
— Ответ на поверхности: друг или родственник одной из жертв Вика, некто, связанный с семьей Муров, решил, что это — последний шанс отомстить. Насколько я знаю, Вик впервые со времени ареста оказался вне тюрьмы. Этот кто-то проведал об этом и решил рискнуть.
— Вполне правдоподобно.
— Незадолго до происшествия мы увидели воскресный выпуск «Мейл». Фотографию сняли тайно. Она и могла привести убийцу сюда…
— Завтрак в постели? — спросил Паррс. — Есть предположения, откуда фотография?
— Я спрашивал констебля Ренника. Он сказал, что ни разу не дежурил во время завтрака. Мы со старшим инспектором Джеймсом проверили график. Так и есть.
— Узнали, кто тогда дежурил?
— Констебль Луиза Янковски, — ответил я. — Вик ел хлопья с молоком только во время ее дежурства. Она вроде бы недавно в подразделении, но…
— Уже сделала себе имя…
В прессе писали про операцию, в которой отличилась Янковски, без упоминания ее имени. Она была на дежурстве, когда в прошлом декабре грузовик въехал в толпу на Альберт-Сквер во время рождественской ярмарки и начал давить людей. Луиза отреагировала молниеносно и с приличного расстояния попала водителю в голову, чем спасла десятки жизней.
— Совсем на нее не похоже, — сказал Паррс. — А что скажешь про констебля Ренника?
